При этом О. Думин в ВО-абвер являлся человеком Е. Петрушевича, что в будущем явилось причиной раскола структуры и образования двух независимых и конкурирующих направлений в ВО-абвер: Украинской военной организации (УВО) и т. н. ЗУНРО (Западно-Украинская Народная Революционная Организация), полувоенной структуры с советофильской ориентацией. Основанием послужило решение диктатора в марте 1923 г., после передачи Антантой территории ЗУЗ Польше, направить делегацию ЗУНР во главе с И. Коссаком в г. Москву. Из столицы СССР тогда же пришло сообщение Е. Петрушевичу о необходимости выполнить условие русских – снять с должности Е. Коновальца. Возникшие на этой основе дополнительные противоречия между диктатором и полковником в конечном итоге закончились расколом украинской националистической организации. В конце 1923 года Е. Коновалец подал в отставку с поста главного команданта ВО, и, судя по всему, абвер этому не препятствовал[160].

Череда расколов будет преследовать деятельность ВО-УВО-ОУН-УПА все последующие десятилетия. И трудно сказать, что лежало в их основе: борьба за власть, вождизм, успешная работа ГПУ-КГБ, манипулирование национальным движением со стороны иностранных спецслужб или стечение обстоятельств. С уверенностью можно лишь констатировать: горькую чашу всех этих «подковёрных» схваток руководителей испивал украинский народ. Всё как в поговорке: «Паны дерутся, а у мужиков чубы летят!»

Летом 1923 года после прошедшего совещания в г. Прага и принятия принципиального решения о переориентации деятельности украинской военной организации на путь шпионажа в интересах германской разведки структура ВО-абвер испытала очередное потрясение. Несмотря на предпринимаемые Е. Петрушевичем попытки проводить независимый от Е. Коновальца курс на поднятие восстания в Крае, всё явственней сказывалось отсутствие финансовых возможностей на эти цели, что нельзя было сказать о полковнике. В сентябре был перекрыт один из последних каналов поступления финансовой помощи – американский. «Уже в письме от 5 сентября 1923 г. руководство Объединения украинских организаций в Америке (Филадельфия) писало к Петрушевичу, что в соответствии с полученными сведениями “между правительством, краем и В.О. нет ни малейшего взаимопонимания”»[161]. Это был серьёзный материальный и моральный удар по правительству ЗУНР в изгнании, которое с 1921 г. финансировало деятельность Начальной Коллегии во Львове.

Несмотря на безуспешные попытки Е. Петрушевича изыскать деньги на повстанческую борьбу на ЗУЗ, разведывательная деятельность Е. Коновальца через ВО-абвер продолжалась. Чтобы установить прямую связь с Краевой резидентурой ЗУНР и организовать своевременную переправку шпионских сведений в Берлин, летом 1923 г. полковник направил во Львов свою связную Ольгу Басараб. Как пишет О. М. Бежук: «…Е. Коновальцу нужен был свой человек в Галиции. Поэтому можно предположить, что для поддержания неофициальной связи между Мельником и Коновальцем Ольга становится связной. Покинув Вену и вернувшись домой, снимает квартиру на ул. Виспнянского, 34, во Львове, где сходились основные нити краевых и заграничных связей УВО. Именно здесь произошла её встреча с Думиным. Знакомство состоялось при содействии Петра Баковича – члена Краевой Команды УВО. Думин был представлен как учитель истории и сосед. С этого времени через Басараб Думин получал секретную информацию, которую она забирала из продовольственной лавки на ул. Генинга (Лычаковская)»[162].

В этом решении Е. Коновальца явно усматривается желание «играть свою партию» в продаже добываемой разведывательной информации германской и литовской разведке в обход диктатора Е. Петрушевича, а также попытка создать дублирующую (резервную) шпионскую сеть, независимую от правительства ЗУНР в изгнании.

Однако успешному процветанию «шпионского бизнеса» полковника помешал очередной революционный кризис в Германии. В октябре 1923 г. в Саксонии и Тюрингии к власти пришли правительства, сформированные социалистами и коммунистами. В Москве это восприняли как сигнал к действию и очередному «походу на Запад» и преданию его «очистительному огню революции». Но при этом в революционной спешке не обратили внимания, что объективные условия для народного восстания оказались далеки от желаемых. Оптимистичные заявления лидеров коммунистов Германии о готовности немецкого пролетариата к революционному выступлению оказались преждевременными. Выяснилось, что отряды сторонников Коммунистической партии Германии располагают ничтожным количеством оружия. В этих условиях руководство КПГ и эмиссары Коминтерна решили отказаться от восстания. Но в Гамбурге и 8 ноября в Мюнхене восстание всё же произошло (между прочим, в Мюнхене восстание возглавил Адольф Гитлер. В 1918 г. солдат одного из полков германской красной гвардии – О.Р.). В города были введены части Рейхсвера. Через два дня повстанцы прекратили сопротивление. Революционные комитеты были разгромлены, сотрудники советских спецслужб и Коминтерна, действовавшие под крышей посольства в Берлине, – арестованы. В том числе и главный «революционный резидент» Карл Радек (псевдоним среди своих коллег – «Карл крадек». В разгар провала восстания никто не смог объяснить, куда исчезли огромные суммы денег и ценностей, выделенных на закупку оружия). Некоторым посчастливилось скрыться за границей вместе со своими помощниками из числа представителей коммунистической партии.

В том же 1923 году, как и в Германии, потерпела крах попытка Коминтерна поднять рабочие восстания в Польше. Летом и весной в стране сохранялась высокая социальная напряжённость, вызванная послевоенным экономическим кризисом и политической нестабильностью. В стачках и забастовках участвовало до 500 000 человек. 5 ноября 1923 г. началась всеобщая забастовка, особого накала достигшая в Кракове. В отличие от Германии, где в Мюнхене восстание началось с «пива» («Пивной путч»), в Польше восстание началось с уничтожения склада взрывчатых веществ, располагавшихся в так называемой цитадели (крепости) в центре Варшавы. Взрыв невиданной мощности произошёл 13 октября[163].

Диверсия была организована двумя бывшими офицерами польской армии А. Вечеркевичем и В. Багинским, которые проникли в цитадель, где находились 40 вагонов итальянского пороха. Благополучно избежав гибели, они вскоре были арестованы и признались на допросе, что являются коммунистами и агентами Разведывательного управления РККА (4-го Управления ГШ РККА). Результатом диверсии стало 28 убитых и 89 раненых, а также начавшиеся массовые аресты коммунистов по всей стране. В ответ профсоюзы и Коммунистическая партия Польши объявили всеобщую забастовку, подлив в пылающую огнём ненависти к большевистской России душу Ю. Пилсудского запредельную порцию «масла». Политический кризис удалось потушить, чего нельзя сказать о «душе» Юзефа Клемента. Единственно, «бальзамом» для неё стало признание Польши форпостом на пути «красного катка», защищающего Запад от «факела» мировой революции коммунистов. Войдя в это амплуа, Польша с «честью» его исполняла до 1939 года, а с 1990-х годов прошлого века Англия ей открыла «второе дыхание»…

Возникший кризис в отношениях с Советской Россией был урегулирован Польшей в марте 1925 года путём согласия на обмен А. Вечерковича и В. Брагинского на задержанных в СССР польских шпионов: консула в Грузии И. Лашкевича и в Ленинграде ксёндза Б. Уссаса. Обмен должен был состояться 29 марта 1925 г. на пограничной станции в п. Колосово. Но произошёл форс-мажор. Один из попутчиков, попросивший подвести его до станции, вдруг достал браунинг и произвёл два выстрела в упор, смертельно ранив А. Вечерковского и В. Брагинского. Им оказался И. Мурашко, старший оперуполномоченный при Управлении полиции в г. Столпцы. Состоявшийся суд признал его не совсем вменяемым, осудил на тюремное заключение. В конце 20-х годов всенародный «герой» был помилован Ю. Пилсудским. В годы Второй мировой войны И. Мурашко служил немецким полицаем во Франции и был убит местными подпольщиками.

Неудавшиеся народные революции в Европе продемонстрировали Москве, в который раз, тщетность искусственных революционных катаклизмов и обречённость на существование «в отдельно взятой стране». В свою очередь, Германия и Польша получили ответ на постоянно одолевавший их вопрос «Откуда исходит угроза?». Революционный кризис в Германии вскоре перерос в «личностный кризис» двух вождей ВО-абвер.

Как бы там ни было, в конце 1923 г. от желания совместной «борьбы с оккупантами» на Украине между Е. Коновальцем и Е. Петрушевичем ничего общего не осталось. Существовавшее недоверие и подозрения в измене национальным идеалам оформились в окончательный разрыв отношений, который они пытались скрывать определённое время, чтобы не вносить окончательный раскол в украинское эмиграционное движение. Однако этот идейный «развод» не помешал им продолжить совместные поиски финансирования ВО-абвер, принимая во внимание временные трудности субсидирования Краевой резидентуры во Львове со стороны Германии, уделявшей больше внимания подавлению коммунистического путча.

В свою очередь, абвер в конце 1923 – начале 1924 г. открыл очередную школу по подготовке разведчиков-диверсантов из числа украинских националистов в Голландии. Активное участие в её создании принимал Р. Ярий. Обращает на себя внимание факт организации немецкой разведшколы на территории иностранного государства и то, что в ней готовили не немцев, а украинцев, и явно для последующей переправки в Польшу, а возможно, и дальше на Восток. К этому добавим, что без санкции Британии Голландия никогда бы не позволила себе такую вольность – создать диверсионную школу немцев (бывших врагов) у себя в стране. И всё же кризис ВО-абвер (два финансовых «отказа» в России и в Америке) окончательно внёс разлад между двумя лидерами украинского движения в эмиграции, и в декабре 1923 года полковник Е. Коновалец принимает решение прекратить контакты с ВО-абвер и покидает должность команданта Главной Команды.

В одном из сообщений спецслужб СССР за 1923 г. говорилось о возникшем конфликте между диктатором и полковником следующее: «…Между диктатурой ЗУНР и группой Коновальца всё время имеются некоторые расхождения, хотя и те, и другие мечтают о создании “Самостоятельной Великой Украины”. Главное расхождение в том, что “диктатура” добивается сначала самостоятельности Галиции, чтобы иметь базу, где можно было бы организовать всеукраинские силы и оттуда начать борьбу за “Соборную Украину”. Группа же Коновальца считает, что украинцы должны временно признать Галицию в составе Польши, тем самым получить от Польши амнистию, возвратиться в Галицию, здесь вступать в военно-повстанческие отряды, проникать на Украину и там создавать украинское государство и только после создания его думать о Галиции»[164].

Довольно объективное заключение с понятным объяснением позиций двух лидеров украинской эмиграции. В то же время украинские исследователи не принимают во внимание участие Е. Коновальца в двух попытках финансирования ВО-абвер за счёт большевистской власти. В Постановлении ЦК КП(б)У. Е. Коновалец стоит на первом месте – это значит, что обращение было от его имени, а не от Е. Петрушевича (он только подразумевался, почему и стоит в скобках). Данный признак также может свидетельствовать: Е. Петрушевич как глава бывшего государства не желал представать перед Западом как контактёр с большевиками. Поэтому и выставлял Е. Коновальца как «просителя» денег для «благородного» национально-освободительного движения в рамках «грядущей мировой революции». О том, что именно в таком контексте рассматривалось его обращение, у нас нет сомнений. Что нельзя сказать в отношении Е. Петрушевича, которому с 1924 г. выделялась скромная сумма в размере 400 долларов в месяц[165]. Скорее всего, для напоминания диктатору, что он является, как мы считаем, агентом Коминтерна.

Сведения о попытках Е. Коновальца заручиться финансовой поддержкой Киева и Москвы для поддержания украинского национально-освободительного движения также свидетельствуют, что декларированные полковником и его окружением планы организации борьбы с оккупантом Украины, т. е. большевиками, в рамках приведённых документов теряют свою доказательную способность. Трудно себе представить, что Москва или Киев предоставили Е. Коновальцу денежные средства, как это, например, было в Берлине в 1923 г., для борьбы с большевистским режимом на Украине! Следовательно, ни о какой борьбе с оккупантами (большевиками) говорить не приходится. Все эти потуги полковника оказались всего лишь политической профанацией, а по отношению к украинскому народу – предательством его ожиданий борьбы и освобождения от оккупантов, будь то польских или большевистских. По большей части различные толкования поведения Е. Коновальца в вопросе организации некоего национально-освободительного движения на Украине – это всего лишь попытка мифологизации образа «национального героя», желание сформировать культ личности полковника как преемника исторических знаковых народных фигур, начиная с Сагайдачного, Подковы, Полуботыка, Мазепы и т. д. Прямо скажем, попытка не совсем удачная по причине хотя бы изначального предательства Е. Коновальцем своих же «товарищей по оружию».

О чём идёт речь?!

В конце декабря 1923 г. Е. Коновалец по требованию Е. Петрушевича подал в отставку с поста команданта Главной Команды ВО-абвер, чтобы не привести к откровенному конфликту между ВО-УВО и правительством ЗУНР. Функции Начальной Команды ВО-УВО ЗУНР переняла «Политическая Коллегия» под руководством военного референта правительства ЗУНР атамана Я. Селезинка. Краевым Командантом ВО-абвер на ЗУЗ был назначен полковник А. Мельник[166].

И вот на фоне этого раскола в военной организации спустя два месяца во Львовской резидентуре ВО-абвер опять произошёл «провал». На этот раз он оказался намного серьёзнее по своим последствиям и трагичнее для её участников. 9 февраля 1924 г. на квартире, где проживала связная Е. Коновальца и А. Мельника – Ольга Басараб, представители информационного отделения дирекции полиции Львова по постановлению комиссара полиции Леона Кайдана провели обыск. В ходе обыска были обнаружены секретные разведывательные материалы:

1) Детальное описание всей польской армии на французском языке «Оdrere de Battable», на 19 листах;