Как нам представляется, в рамках этой договорённости Львовская экспозитура предоставляла Германии соответствующие разведывательную информацию и материалы, а в назначенное время «Ч» должна была организовывать «народные выступления» с возможной перспективой массового восстания, захвата власти и провозглашения восстановления власти ЗУНР. Именно в этом, как мы считаем, заключались планы правительства ЗУНР и Германии в случае осложнения политической ситуации в регионе и попытки Антанты изменить статус «временной оккупации» на вхождение ЗУЗ в состав Польши.

Организация мероприятий Львовской резидентуры ВО- абвер во второй половине 1922 года по дестабилизации внутриполитической обстановки в Восточной Галиции также приурочивалась к назначенным на ноябрь выборам в сольский сейм. В выборах участвовали различные политические партии и союзы Польши. Победу одержал блок Христианский союз национального единства, или «Хьена», что в переводе означало «гиена». Было образовано правительство во главе с В. Витосом. Первым президентом Польши 9 декабря 1922 г. был избран Габриэль Нарутович (Пилсудский отказался выдвигать свою кандидатуру, т. к. президент имел слишком узкие полномочия). Через неделю (16 декабря) Нарутович был убит, и вторым президентом 20 декабря стал Станислав Войцеховский. После избрания президента был ликвидирован пост Временного начальника государства, и Пилсудский вынужден был уйти в отставку.

По поводу сотрудничества украинских националистов правительства ЗУНР и ССО Е. Коновальца с большевиками следует добавить, что оно носило перманентный характер со времени эмиграции диктатора ЗУНР и его кабинета министров в Австрию. Принимая различные формы в зависимости от политических обстоятельств в Восточной Европе, представители ЗУНР в эмиграции всегда были заинтересованы в поддержании контактов с Советской Россией как потенциальным союзником в борьбе с оккупантом – Польшей. Указанная позиция не всегда находила поддержку у Е. Коновальца, а с 1925 г. по этой причине им и вовсе пришлось разойтись по разные стороны «баррикад». После окончательного установления Е. Петрушевичем в 1925 г. в Берлине отношений с коммунистами в лице советского посла Н. Н. Крестинского он стал восприниматься своими соотечественниками как «коммунизатор» и «сочувствующий большевикам»[141].

К лету 1922 года внутриполитическая обстановка в Крае стала постепенно накаляться под воздействием результатов так называемой «пацификации» (дословный перевод – успокоение, внесение спокойствия – О.Р.) территории Западной Украины, проводимой польской администрацией в отношении украинского населения ЗУЗ. В ходе реализации этой политической акции преподавание в украинских школах переводилось на польский язык; ужесточались языковые требования к украинской молодёжи при поступлении в высшие учебные заведения, проводилось массовое закрытие украинских православных церквей и на их месте открывались католические или униатские костёлы, как следствие – переход местной паствы в католицизм; ограничивались политические права украинского населения, осуществлялся передел земельной собственности в пользу т. н. «осадников» (участников войны за независимость Польши в 1918–1920 гг.). Стоит заметить, что не на всей территории Галиции польскими властями проводилась «пацификация». Например, она не насаждалась в Стрыйском повете по причине отсутствия там польских колонистов, а также большого числа «прорусински» настроенного населения.

У нас нет оснований говорить о спланированности т. н. саботажных акций руководством Львовской ВО-абвер. По большей части выступления местного населения, как мы уже указывали выше, носили чисто спонтанный характер и являлись некой реакцией народа на его притеснения со стороны польской администрации, недовольством колонизаторской политикой властей, не встречавшейся в период существования Австро-Венгерской империи. Никто из участников Львовской ВО-абвер не указывает в своих воспоминаниях о проведении пропагандистской работы на территории Края. Поднимать массы на борьбу без ясной цели, идеи и лидера было обречённым занятием. Поэтому никто не хотел рисковать. О каком риске и «борьбе» может идти речь, если так называемую идеологию украинского национализма, которая могла бы в какой-то мере дополнить религиозную веру населения Края, никто не разработал и донести народу не собирался. Куда проще было шпионить и получать за это деньги в надежде, что скоро два врага сойдутся «в схватке», а когда они обессилят, тогда и поднять восстание, установив свою власть в родном крае.

Подводя итог работы Е. Коновальца в ранге команданта Краевой экспозитуры во Львове, можно согласиться с заключением Е. Петрушевича о полном провале усилий правительства ЗУНР в изгнании посредством ВО-Абвер организовать антипольское повстанческое движение и выступления украинских народных масс с целью приобретения политических прав требования перед странами Антанты – возродить ЗУНР и вернуть ей территорию Галиции. Работа была провалена. Поиск виновников, по рекомендации Е. Коновальца, остановился на М. Дзиковском, который «всех выдал»…

В этой связи, по нашему мнению, вопрос предательства М. Дзиковского до сих пор остаётся непрояснённым. З. Кныш в своих мемуарах ссылается на О. Навроцкого, сообщившего о предательстве М. Дзиковского, но – и тут крайне важный нюанс – О. Навроцкий в свою очередь ссылается на Е. Коновальца: «…Там я увидел в последний раз полковника Коновальца и говорил с ним. Это было на следующий день после атентата на Сидора Твердохлеба. Полковник Коновалец специально пришёл туда, чтобы информировать меня, а через меня и других, что организатор атентата М. Дзиковский сломался, сдали нервы, готовый засыпать всех и вся…»[142].

Если верить О. Навроцкому, а нам приходится верить, т. к. иными источниками мы не располагаем, 16 октября 1922 г. Е. Коновалец во Львове зашёл на работу к О. Навроцкому (в Украинский Городской Комитет, в котором тот являлся Председателем Украинского Студенческого Союза – О.Р.) и сообщил об атентате и что М. Дзиковский всех выдал! Как пишет П. Мирчук, он выдал: О. Навроцкого, Ф. Яцуру, Е. Коновальца, В. Целевича, П. Баковича, О. Саевича, Д. Герчанивского. Были также проведены аресты на Стрийщине – арестовано 58 человек. В 1923 г. М. Дзиковский бежал во Францию, после чего выехал в СССР, где, по одним сведениям, был расстрелян большевиками, по другим – был убит боевиком УВО за измену[143].

Уже находясь в тюрьме, О. Навроцкий узнал, что М. Дзиковский отказался от своих показаний под угрозой расправы со стороны сокамерников. Больше того, через несколько дней на допросе в суде М. Дзиковский воспользовался некой оплошностью конвоира, выбежал из кабинета следователя, закрыл на ключ дверь, который по каким-то непонятным причинам оказался в замке, и, выбежав из здания суда, смешался с толпой и исчез. Как пишет далее О. Навроцкий: «…Об этом я узнал от студента, который несколько дней спустя пришёл ко мне… с просьбой от Дзиковского дать ему денег на бегство за границу. Не зная этого молодого человека, я отказался от знакомства с Дзиковским. Однако он сообщил, что принадлежит к Боевому отделу, сослался на известных мне его товарищей, и, в конце концов, я дал ему деньги, не припоминаю сколько…».

Из приведённых воспоминаний О. Навроцкого, которые многими украинскими историками изначально воспринимаются как материалы, не требующие доказательств, вина М. Дзиковского в предательстве является косвенной. Но главное – в другом. Если М. Дзиковский – предатель, которому после выдачи всей известной информации о ВО-абвер почему-то повезло бежать из-под следствия, тогда почему тот же О. Навроцкий помогает предателю бежать за границу только лишь на том сновании, что у него с пришедшим от М. Дзиковского неизвестным оказались общие знакомые?! Где же логика?! После этого мы вправе заподозрить и О. Навроцкого как соучастника в измене, передавшего предателю деньги на побег за границу?! В практике ВО-абвер в таких случаях всегда следовал атентат над изменником с обязательной оглаской среди членов организации. В случае с М. Дзиковским расправа над ним не последовала, и следы предателя затерялись в истории. Никто больше о нём не вспоминал. Из этого можно сделать вывод: если предателя не искали и не казнили, значит, факта измены не было. А уголовное дело можно было сфальсифицировать и представить его как «предателя». Но, чтобы эта фальсификация не вскрылась в суде, вывести его из уголовного дела, то есть предоставить возможность бежать. В этом случае решалась ещё одна важная задача для «дефензивы» – выводился из поля зрения и зашифровывался настоящий предатель – польский агент, который и был виновен в провале и в разгроме разведывательной сети ВО-абвер в Крае.

Напрашивается закономерный вопрос: был ли сам факт предательства, если М. Дзиковскому предоставили возможность скрыться за границей, и в случае подтверждения предательства почему изменнику помогают бежать за кордон и там, где возможности ВО-абвер не ограничены «дефензивой», его как руководящего члена Львовской экспозитуры не привлекают к «партийной» ответственности и не казнят?! Почему дело предателя М. Дзиковского и его «соучастника» О. Навроцкого заминают и в дальнейшем «спускают на тормозах»? Вывод один: в ВО-абвер находилось некое лицо «Икс», заинтересованное «замять» эту историю. Почему? Потому что этот «Икс» и был тем настоящим агентом «дефензивы», которого она пыталась зашифровать, «свалив» вину на М. Дзиковского. О. Навроцкий явно чего-то недоговаривает, а украинские историки-специалисты по ВО-УВО-ОУН не желают разбираться и по сегодняшний день в этой детективной, «запутанной» истории. Ещё одно важное обстоятельство. М. Дзиковский, выдавший украинскую подпольную, террористическую организацию в Крае, был арестован после теракта в отношении С. Твердохлеба на основании показаний члена Краевой экспозитуры А. Залиска[144].

Но почему-то никто не называет его предателем? Тот же Е. Коновалец в ходе последней встречи с О. Навроцким, через день после убийства С. Твердохлеба, указал именно на М. Дзиковского как на предателя, но не на А. Залиска! Если исходить из того, что сведение о «предательстве» М. Дзиковского он получил от своего источника в «дефензиве», следует вывод, что уже тогда кем-то в «дефензиве» было принято решение сделать М. Дзиковского «предателем». И в то же время отвести подозрения от А. Залиска, а может и от более ценного агента «дефензивы» «Икс» в рядах ВО-абвер.

Мы склоняемся к мнению, принимая во внимание существующие в Краевой экспозитуре жёсткие правила конспирации, что А. Залиска не мог знать всех руководителей подполья и большинство его членов. Также и М. Дзиковский, который хоть и был руководителем, отвечающим за установление и поддержание связи между подпольными округами, однако к руководящему центру резидентуры ЗУНР его не допускали. В то же время мы должны признать, что сам факт выдачи А. Залиска сведений «дефензиве» в отношении М. Дзиковского как члена ВО-абвер – уже измена. Поэтому не понятно, почему никто из бывших членов Львовской экспозитуры и украинских историков не попытался разобраться с предательством А. Залиска? Опять – «заговор молчания». Принимая во внимание изложенное, нам остаётся констатитровать, что ставить окончательную точку во всей этой истории ещё рано, как и выносить вердикты виновности в отношении конкретных лиц.

Как указал М. Мартинец после провала и разгрома резидентуры ВО-абвер на ЗУЗ: «…Только единственное подразделение УВО еще подавало признаки жизни – это её разведывательная служба…». В начале 1923 г. разведывательная деятельность Львовской резидентуры ЗУНР по-прежнему носила явно выраженный прогерманский характер, ориентируясь на добывание и передачу Рейхсверу секретных сведений о вооружённых силах Польши и внутриполитической ситуации в стране, прежде всего на ЗУЗ.

Провал попыток правительства ЗУНР осуществить «народное восстание» в Галиции позволило польским властям начать новый этап «пацификации» в Крае, а также активизировать перед странами Антанты вопрос юридического закрепления Восточной Малопольши в составе Второй Речи Посполитой. Что касается самой разведывательной деятельности, то её состояние оставляло желать лучшего. Были утеряны некоторые завербованные агенты, отработанные каналы связи. Моральное состояние оставшихся на свободе её членов характеризовалось подавленностью, растерянностью и страхом. На воссоздание разведывательной сети нужны были значительные финансовые средства и время. Как отмечалось выше, с Германией форма финансовых отношений осуществлялась по схеме секреты – деньги. По-причине отсутствия «секретов» правительству ЗУНР пришлось снова обратиться к украинским диаспорам в Северной Америке, которые ранее предоставляли немалую часть денег в качестве «благотворительной» помощи под обещания организации и проведения антипольской деятельности. Получаемые из-за океана доллары «списывались» под акции саботажа и террора в Крае. Об участии украинских диаспор в финансировании ВО-абвер говорит и О. Субтельный: «Организация, которая по приблизительным данным насчитывала 2 тысячи членов, имела связи как с восточно-, так и с западно-украинскими эмиграционными правительствами и получала тайную финансовую помощь от западно-украинских политических партий»[145]. Однако весной 1923 г. известные общественные деятели, представители ЗУНР за океаном И. Боберский и О. Назарук известили Е. Петрушевича о том, что украинская эмиграция в США и Канаде связывает финансовую поддержку Края с получением точных сведений о планах правительства ЗУНР, состоянии и перспективе борьбы с поляками.

По этим сведениям из США можно заключить, что «местные спонсоры» были крайне недовольны бездеятельностью правительства ЗУНР в изгнании по возрождению республики и потребовали отчитаться, куда пошла их «помощь» и какова отдача от произведённых затрат. Как явствует из тона писем в адрес Е. Петрушевича, денег от украинских диаспор Северной Америки в первой половине 1923 года он не получил. Возможно, именно это обстоятельство подвигло его к решению искать деньги даже у бывших врагов, т. е. в СССР. А так как за деньги необходимо платить, было принято решение платить тем же товаром, что и немцам, – секретными материалами по Польше. К тому же механизмы функционирования разведывательной сети в Крае были отчасти воссозданы, отработаны и уже приносили «прибыль» со стороны первого заказчика – Германии.

Из донесения агента отдела А1 немецкой политической полиции (Имперского комиссариата по наблюдению за общественным порядком, Берлин) Гуманского (ранее мы уже приводили краткую выдержку из этого сообщения) о тайных связях и планах руководства УВО от 13.05.1923 г. о связях и деятельности ОУН-УВО за период по 1937 г. указывается, что: «…3) Коновалец и Петрушевич единодушно решили, хотя они и не работают вместе, признать власть большевиков в Советской Украине и в связи с этим предложили встретиться с их представителем в Галиции. Они провели переговоры с московским уполномоченным. В итоге в Берлине – это имело место приблизительно в 1922 г. (ноябрь-декабрь – О.Р.), Коновалец, Петрушевич и их доверенное лицо Ярый получили от московских властей задаток в размере 5000 американских долларов. Позднее им было выплачено ещё 15 000 долларов. Петрушевич в настоящее время выпускает в Берлине свою украинскую газету, которую никто не читает. При этом он получает деньги из германского МИДа, но параллельно поддерживает финансовые отношения с советским полпредством. Коновалец поддерживает тесный контакт с Имперским Военным министерством (абвер – О.Р.) и имеет организацию, которая его финансирует («УВО»).

Между Коновальцем и немецкими официальными должностными лицами существует определённый договор на случай нападения Польши на Верхнюю Силезию или на (Данцигский) коридор. Коновалец и его организация, включая все её структуры и формирования, в случае начала германо-польской войны должны будут сражаться на немецкой стороне…»[146].

Коментарии излишни!

Сообщение агента Имперского комиссариата достаточно точно определяет статус ВО-абвер и его подчинённость интересам Веймарской республики со дня своего образования летом 1920 года. Одновременно вскрывается финансовая зависимость обоих деятелей от политических центров как в Германии, так и в Москве, несмотря на декларируемые в своей политической среде призывы к борьбе с «большевистской оккупацией» Украины. Что характерно, из агентурного сообщения не усматривается ни одного слова о желании Е. Петрушевича и Е. Коновальца заниматься так называемой национально-освободительной борьбой с польскими оккупантами. И мы не думаем, чтобы агент Гуманский умышленно это не указал в своём отчёте. В реальности, скорее всего, их не интересовали эти «высокие материи» украинства. Каждый исполнял конкретно отведённую для себя политическую «роль» агента влияния в соответствии со сценарием, написанным в Берлине, Варшаве, Москве и Лондоне.