– Как нам повезло с этим холмом, – поспешно сказал ему капитан. – Что он оказался лысый.

– В Гвинее много таких мест, где выходят горные породы, – обрадованно ответил португалец, словно ухватившись за предложенную капитаном тему разговора. – А этот холм, наверняка, какая-нибудь руда. Гвинея – богатейшая страна… Её жителям посчастливилось – быть им богатыми.

К ним уже подходил Платон.

– Какие будут приказания, сэр? – спросил он у капитана.

– Ждать, – ответил ему капитан, опуская глаза.

Платон промолчал, но он был явно удивлён. Вместо Платона подал голос доктор Легг.

– Чего ждать, сэр? – спросил он.

– Моего личного шакала, – ответил капитан, не поднимая глаз. – Когда он примет решение уйти отсюда.

– А он захочет уйти отсюда? – всё ещё не понимая, переспросил доктор.

– Да, – ответил капитан. – Он тоже хочет пить. Так что пусть все сидят и не двигаются. И пусть все приготовятся сразу подняться и взять свой груз по моему приказу.

Капитан повернулся и со значением покосился на матросов, которые окружили их. Матросы кинулись за своими вещами. Дон Родригу стал переводить сыну слова капитана. Платон пошёл к пленникам-фульбе, которые стояли чуть в отдалении и внимательно следили за белыми. Он что-то им сказал и приложил палец к губам, призывая их к молчанию. Скоро на холме все замерли в ожидании.

И словно почувствовав это, из-за камня выглянул шакал. Посмотрев на людей внимательными глазами, он чутко повёл длинным стоячим ухом, взвыл и неловко потрусил с холма прочь, всё так же прижимая заднюю лапу к брюху. Капитан с доктором уже помогали Платону взваливать на себя мистера Трелони, который что-то невнятно бормотал им, явно протестуя. Платон готовился тащить сквайра за спиной в переноске, сооружённой из палатки, палатка была громоздкая, и Платону было трудно приспособиться к ней с непривычки. Сквайр замолчал только тогда, когда Платон сказал ему с сердцем:

– Мистер Трелони! Вы мне мешаете себя нести!

Быстро разобрав свои мешки, сумки и тюки и взвалив на себя оружие, отряд, опять вытянувшись в цепь, пошёл за капитаном и шакалом по выжженной дочерна равнине.

Идти было трудно и неприятно: из-под ног вздымались тучи сухой гари, которую взметал кверху опять налетевший ветер, и она толстым слоем ложилась на одежду, забивалась в глаза и в нос, пресной пылью скрипела на зубах. Было тихо, только обгорелые пеньки травы, острые как ножи, жёстко скрипели под подошвами, да изредка шакал издавал громкий вой, похожий на высокий скулящий вопль, но никто на него не отзывался, потому что вокруг никого не было.

Солнце уже совсем встало и принялось посылать на эту смоляную землю и идущих по ней людей свои пылающие лучи, и, может быть, поэтому всем страшно хотелось пить. Скоро шакал стал уставать, он начал ложиться, вылизывать пораненные горелой травой лапы, снова вставать и плестись дальше, вывалив язык, а потом он окончательно лёг, взвыл от отчаяния и уже не поднялся. Когда капитан, качаясь, подошёл к нему, шакал посмотрел на него долгим понимающим взглядом и закрыл глаза. Капитан отдал свой мушкет матросу, поднял шакала и понёс на руках в том направлении, в котором тот брёл только что.

Через час все услышали вопли других шакалов. Шакал на руках капитана дёрнулся, взвыл, и капитан опустил его на землю. Чуть отбежав от людей, шакал остановился и пристально посмотрел на капитана, словно запоминая его на всю жизнь. Постояв так недолго, шакал поковылял прочь, но люди уже не пошли за ним, потому что они увидели впереди реку.

Точнее поняли, что впереди река, каким-то нюхом унюхали, звериным чутьём учуяли, внутренним обонянием осознали, что внизу река, или ручеёк, или заболоченная низина, да всё, что угодно, хоть не до конца пересохшая лужа, потому что чёрная равнина впереди резко обрывалась, и из-под этого угольного обрыва приветливо выглядывали верхушки раскидистых крон совершенно зелёных деревьев.

****

На следующее день, ближе к полудню, Жуан принёс капитану две пригоршни небольших веточек, взял одну, засунул в рот и, демонстративно повозив там ею по зубам, сплюнул, заулыбался и ушёл. Был он уже чистый, ослепительно сияющий своим телом, чёрным от природы. Капитан подошёл с веточками к дону Родригу.