– После того как мы уехали, я ее видел только на улице. Она так же меня зацеловывала и вела в магазин, покупала мне шоколадки.

Полина представила себе маленького белобрысенького Артема, и ей тоже захотелось его расцеловать. Взять на руки и прижать к себе сильно-сильно.

Они зашли в магазинчик, Артем купил две бутылки воды, одну дал Полине. Сидя на остановке, Артем задумчиво пил воду.

– А потом вы по квартирам, да?

Полина сделала попытку вернуть Артема к его рассказу, к воспоминаниям. Потому что рассказывал это другой Артем. Полина такого еще не знала. Но ее Артем ответил:

– Мою биографию писать будешь?

Выкинул пустую бутылку в мусорный бак и сказал:

– Пошли. Наш.

В автобусе еще какое-то время Артем рассказывал, указывая пальцем на здания за окном. Полина увидела крышу школы, в которую Артем пошел в первый класс, гаражи, на которых они с друзьями жжеными углями писали неприличные слова, здание, в котором когда-то была булочная и работала его бабушка, а ныне бутик модной одежды. Потом замолчал.

– Тебе ее жалко? – спросила Полина.

– Кого?

– Твою тетю. Катю.

Артем чуть помедлил и ответил:

– Мне вообще никого не жалко. Жалеть – все равно что унижать. А она и так…

Многоэтажные дома кончались, начался частный сектор. Красивые двухэтажные дома стояли вперемешку со старыми развалюшками. «Наверное, маленький Артем здесь уже не бывал, – подумала Полина, – и поэтому рассказывать нечего». Автобус остановился у большого продуктового магазина. Это была его конечная.

Артем поднялся, подождал, когда встанет Полина, и сказал в продолжение разговора, о котором Полина, признаться, уже и не думала:

– Если тебя кто-нибудь жалеет, это значит, что ты что-то делаешь не так.

Ребята вышли. Артем не дал Полине даже оглядеться. Свернули за магазин и пошли по дороге вправо.

Дорога была узкая, две встречные машины с трудом, наверное, разминулись бы. По обеим ее сторонам – ворота. Разные. Грозные и неприступные, скромные, но добротные, и такие, которые лишь бы были, даже деревянные, которые просто доживали свое. Из-за высоких и неприступных выглядывали такие же дома, и больше ничего не было видно. Зато те, что попроще, позволяли разглядеть не только дом, но и огород, теплицу, сараи. Из всех дворов лаяли собаки. На путников, друг на друга, по долгу службы, из скверного характера, от скуки.

– Папа здесь нес меня на плечах.