Полина отвлеклась от очередного двора с аккуратной дорожкой, ведущей к крыльцу, и посмотрела на Артема. А он на нее не смотрел и домики не разглядывал, он смотрел на дорогу и рассказывал о ней.
– Она тогда не была асфальтирована. Какая-то вечно не засыхающая грязь. Ее ногами месили, колесами. Родители ехали сразу в резиновых сапогах. Даже когда дорога ненадолго засыхала, летом, на ней оставалась глубокая колея от автомобильных колес.
Артем замолчал. Но Полина уже не могла вернуться к дворам, домам, их жителям, собакам.
– Теперь это микрорайон, – говорил он бесцветным голосом, – а был дачный поселок. У всех были в основном участки с вагончиками. У нас тоже был вагончик. Света не было, вода для полива по арыкам бежала. Мама весь день на огороде, а по вечерам жгли костер…
Полина с удовольствием бы послушала про грядки с картошкой, малиновые кусты, супчики на костре. Побродила бы в тени фруктовых деревьев, собрала клубнику на варенье. Она таскала бы тяжелые ведра с водой от арыка до огорода, собирала колорадских жуков. Лежала бы в купальнике на старом покрывале под жарким солнцем, разглядывала ползающих в траве муравьев. Пряталась от дождя в вагончике, слушала, как тот стучит по крыше. Она бы с удовольствием была собой. А лучше им.
Но Артем, видимо, сам бродил, собирал, прятался от дождя. Полину не пускал. Так шли долго, пока Артем не остановился у одних ворот.
Стояли и смотрели на них. А они – высокие, зеленые, на двери ручка кольцом. Полина очнулась первой. Сделала шаг вперед, ударила кольцом пару раз о железную дверь. Она думала, будет громче.
Но стук был услышан. На них залаяла собака. Она тявкала и тявкала, не по-злому, больше, видимо, для порядка. Вскоре лай начал отдаляться, собака убегала от ворот. Значит, идут, решила Полина и встала обратно рядом с Артемом.
Послышалось лязганье засова, и тяжелая дверь распахнулась. Перед ними стояла худенькая женщина лет тридцати с тонкими обесцвеченными волосами до плеч. У ее ног вился рыжий спаниель, подпрыгивал, гавкал, лизал ей руки. Женщина виновато улыбалась ребятам, пытаясь отогнать от себя пса.
– Домой, Джек, домой! – строжилась она на него, но как-то слишком нежно, любя, и, может, поэтому неугомонный пес не слушался.
Вдруг пес замер, услышал что-то, чего остальные из-за его тявканья слышать не могли, и неожиданно сорвался с места, побежал вглубь двора. Все трое смотрели на несущегося пса с развевающимися на ветру ушами.
Женщина ахнула и всплеснула руками. Пес, как оказалось, услышал звук открывающейся двери. Теперь он метался, прыгал, лаял около маленькой девочки, стоявшей у распахнутой двери большого двухэтажного дома.
– Алиса! Закрой дверь! – закричала ей женщина.
«Алиса. Лиса. Лиза», – рассуждала про себя Полина.
– Босиком! – и повернувшись к ребятам, озабоченно улыбнулась. – Минутку.
Побежала в дом.
***
«Мы сделали доброе дело», – говорила себе Полина, и этой, как она считала, центральной мысли было очень тесно в ее голове. Другие пихали ее локтями, наступали на ноги, загоняли куда-то в угол, чтобы самим расправить плечи, вытянуться во весь рост. Но Полина упорно выдвигала вперед своего фаворита.
Артем сидел рядом с ней каменный. Будто и не дышал. Такого Артема Полина боялась сильнее, чем злого и насмешливого. Она интуитивно чувствовала, что каменным жить нельзя и что в тот момент, когда он пошевелится, всем, находящимся рядом, станет по-настоящему страшно. Страшно же людям, устроившим свое поселение у подножья могучей горы, когда та, успевшая повидать и первых его жителей, и детей их детей, наконец решит вздохнуть.