Она умолкает, а он ничего не отвечает. Положение дел — отчаянное. И причина тому не в ней и не в нём.

Так уж случилось, что у матери он не один. Есть у него старшая сестра, которая, в отличие от молчаливого, не по годам серьёзного брата, всегда любила жизнь. Любила её настолько, что в день, когда их мать почуяла любовь в её груди и новую жизнь в её чреве, она поступила так, как не поступала в их роду ещё ни одна женщина. Она переписала правила, хотя и не имела права. Лишь правом матери, она спасла любимую дочь от повторения собственной судьбы — от жизни на этой земле, в этом доме, от гонений односельчан и бесконечных потоков чужеродной человеческой боли… И, когда пришла пора начать обучение наследницы, сидя перед нетопленной печью с открытым дымоходом, она призвала к себе не дочь, а сына.

Мама была мудрой, но любовь застилает глаза. Годами позже, почуяв смерть, уже готовясь вылететь в трубу и оставить дом на сына, она поняла, что натворила: даровала свободу одному ребёнку, навсегда лишив её другого. И перед тем, как проводить гостившую на каникулах Ольгу домой к мужу, она собрала обоих детей подле себя и взяла с них клятву.

Пока брат отлучился во двор покормить собак, Ольга по-хозяйски орудует на кухне. Уже много лет она не появлялась в этом доме — они так договорились, чтобы не оставить ей шанса на сожаление с губительным порывом всё исправить, пойдя при этом против воли матери; чтобы не оставить ему шанса на ненависть.

— Так, ладно. Давай отринем эмоции.

Дождавшись, пока Ян вымоет руки и усядется за стол, Ольга участливо разливает чай по чашкам и ставит на скатерть тарелку с печеньями. Печенья она нашла здесь же — в одном из кухонных шкафчиков. Брат рад и такой заботе.

— Хорошо, — отвечает он, бесшумно отпивая горячий напиток. — Алисе на следующей неделе стукнет двенадцать. Чем раньше она переедет, тем проще ей будет привыкнуть к нашему месту. И тем раньше она научится. Думаю это лишнее, но я напомню: так всем будет спокойнее. Кто знает, что может со мной случиться? Мне важно…

— Я знаю, что тебе важно, Ян. Тебе важно быть уверенным, что без наследницы ты не останешься. До старости тебе далеко, но страх заставляет время бежать особенно быстро. Я тебя понимаю. Теперь пойми и ты меня, насколько это возможно. Алиса — ребёнок. У неё школа, подружки и занятия танцами четыре раза в неделю. У неё на уме модные шмотки, а на стенах спальни — постеры с кумирами. Она все уши мне прожужжала, что после девятого пойдёт поступать на хорягу, а когда закончит — уедет в Москву учиться. Во ВГИК. А теперь представь, как я, её мать, подойду к ней однажды, совсем скоро, и скажу: знаешь, доча, что бы ты там себе ни напридумывала — всему этому не суждено сбыться. У судьбы на тебя другие планы. Собирай чемодан и отправляйся за тридевять земель, к дядюшке.

Она умолкает, потому что вопреки всем её словам, её мысли вдруг поворачиваются к младшему ребёнку — к сыну. Он в безопасности, но именно сейчас ей удаётся так явственно вжиться в кожу собственной матери. Та, нарушив все законы, позволила себе выбор и выбрала её. Ольга тоже нарушает законы — уже не по своему разумению, да и выбора у неё нет. А поймёт ли это дочь? Не задаст ли самого очевидного вопроса: «Почему я?». И как ей объяснить, почему брату нельзя вместо неё? Как, как это всё…

— Как это всё ты себе представляешь? — продолжает Ольга уже вслух. — Здесь даже школа — сельского пошиба. Сколько в ней учеников? От силы пара сотен. О танцах, думаю, говорить не стоит. В город возить ты её каждый день не сможешь, а одну — не отпустишь.

— Ты так говоришь об этой несчастной школе, будто сама в ней не училась. И ничего — это не помешало тебе…

Ян тоже умолкает. Похоже, этот разговор клеится лишь из полуфраз да недомолвок. А как иначе, что он скажет? Что Алиевская общеобразовательная школа, единственная на весь посёлок, не помешала Ольге уехать в большой город, отучиться на режиссёра массовых мероприятий, занять своё место в жизни? В то время как ему эта самая школа, в которую он наведывался только на экзамены, большую часть года находясь на домашнем обучении, не дала ничего. Всё, что он знает, дала ему мать. А передача дара — это таинство, а не повод для ревнивых склок. Но как же заставить себя не злиться самому и простить Ольге её праведную злость?

— Я знаю, что ничего изменить нельзя! — сестра переходит на хныканье. — Я лишь хочу, чтобы будущее моей дочери было счастливым, насколько это возможно. До тех пор, пока это возможно. Пока она не примет дар. К тому времени она будет взрослой женщиной, и я хочу, чтобы у неё была жизнь до, чтобы ей было что вспомнить после того, как…

— После того, как жизнь станет другой. Отлично, я тебя понял. Твои предложения?

Они некоторое время молчат, разглядывая друг друга в полумраке сгущающихся сумерек. Свет на кухне не зажигают нарочно — почему-то им обоим кажется, что щёлкни они по выключателю, и где-то между ними порвётся.

— Если абстрагироваться от понятий «возможно» и «невозможно», мне бы хотелось, чтобы у неё был шанс общаться с ровесниками, продолжить занятия танцами, получить качественное образование в соответствии с современными стандартами, путешествовать, хотя бы иногда, и самое главное — чтобы она чувствовала себя особенной, но не обделённой. Как думаешь — мы можем дать ей этот шанс?

Ян задумался, хотя думать тут не о чем. С детьми он дела не имел никогда. Изредка приводили к нему тех, кто страдал: иногда — родители, но часто и бабушки — тайком от родителей. Только в тех детях не было ничего детского — за болью, по крайней мере, его было не разглядеть. А тут — девочка-подросток, живая и здоровая. Он даже не представляет толком, о чём с ней разговаривать!

— Хорошо, что твой муж в курсе. Со временем мы со всем разберёмся. Сейчас лето — поэтому лучше было бы, чтоб Алиса приехала до августа. Спокойно устроим её в школу, до начала занятий она успеет обвыкнуться с местностью…

«И с местными», — хотел добавить он, но Ольга перебивает:

— Муж как бы в курсе, но не совсем… — Поймав настороженный взгляд сестры, на сердце у Яна холодеет. Не хватало ещё разборок с отцом племянницы — его он видел последний раз, когда сам ещё был почти ребёнком. Тогда Ольга только начала встречаться с молодым военным, командированным из Сибири и расстроившим своим появлением в их жизни всё. — То есть он думает, что ты гомеопатией занимаешься, или типа того. Я в подробности, ясное дело, его никогда не посвящала — по молодости боялась, а потом решила, что не стоит ворошить. Он думает, что Алиса будет у тебя учиться чему-то вроде альтернативной медицины, да и то исключительно по собственному желанию и в качестве хобби, к тому же… Он думает, что это случится когда-то потом.