— За то… Барин хороший, слово сдержал.

— А как звать-то?

— Кого? Барина? Квитковский. Павел Ильич.

— Да не барина, а тебя.

— Ах меня! Анфисою.

— А фамилия как?

— Известно как. Квитковских я.

— Куда путь держишь, Анфиса?

— В станицу. В деревни не хочу — там всё то же, помещики лютуют. А у казаков, говорят, жизнь вольная. Да и девки у них ценятся — народ служивый, своих баб у них не хватает.

С этим не поспоришь. Казаки частенько ездили свататься за тридевять земель, даже дикарками из осколков окрестных княжеств не гнушались — выкрадывали или выкупали у их же отцов да отвозили в станицу, где крестили и венчали. Селению требовалось расти, а молодых баб, что могли бы деток нарожать, в здешних землях водилось не много.

— А что если я скажу тебе, что есть доля более вольная, чем стать казачьей женой?

— Какая?

Глаза Анфисы распахнулись сами собой — то ли от неожиданности такого предположения, то ли по природе своей, но девка проснулась. Мадина ещё долго стояла в центре поляны, наблюдая, как Анфиса носится по ней, то заглядывая в кусты, то возводя очи — голубые и круглые, как блюдца, с ресницами белесыми и прямыми, как у бурёнки — к тёмному небу. Звала её «тётушкой», не зная имени. Только и оставалось надеяться, что поутру она не продолжит свой путь, а останется в лесу, что прикорнёт снова и довершит беседу с призрачным видением…

Днём у станицы остановился обоз. То были ремесленники всех мастей — этот люд колесил по краю, предлагая своё мастерство новым поселениям: где чего построить, где починить. Поселения возводились быстро и помногу, земли обживались новыми людьми. Сами-то казаки — не мастера руками работать, да деньжата у них водились, и к услугам бродячих работников прибегали они при каждом случае. Подгадав момент, вновь обратившись в плоть, Мадина пробралась до обоза, когда все тамошние были в стенах поселения, а повозки охранялись лишь детьми, да и умыкнула из короба несколько монет.

Вернулась в лес, дождалась ночи, глаз не спуская с путницы, которая, напившись из ручья и наевшись переспелых яблок, осталась на поляне, будто чуяла, что так надо, да и стала ждать ночи. Едва небо заволокло тёмной пеленой, девка улеглась на травушку, сомкнула глазки да и захрапела. Вновь обратилась к ней Мадина, а та её уже ждала.

— Ты вернулась!

— А ты, кажется, знала, что я вернусь!

— Я сразу поняла, что ты через сон приходишь. Теперь скажи — что за доля вольная?

— А ты любопытная…

— Во, и барин тоже так говорил! Не хочу женой быть ничьей, но как выжить — тоже не знаю. Пока тепло, могу хорониться в лесу, а ну как дожди пойдут?