– Сир, я привела с собой сына. Как видите, он слишком молод, чтобы отомстить за отца, и поэтому я пришла сюда и преклоняю перед вами колени. – Она опускается на пол под изумленные возгласы придворных, не привычных к такому зрелищу. – Мой господин, мой деверь, я молю вас отомстить за позорное убийство моего мужа, отца этого мальчика и вашего возлюбленного брата Людовика Орлеанского, брата, который до самой смерти был вам верен.
И она протягивает руки, словно обращается с мольбой ко всему двору.
Иоланда, до глубины души тронутая ее словами, ждет реакции короля. Но сердце ее сжимается, когда она видит, что тот, по своему обыкновению, снова витает мыслями где-то далеко. Иоланда знает, что король любил брата, и все же на его лице не промелькнуло никаких чувств. Он вообще понял, что случилось? Он помнит, кто такая Валентина?
– Мой юный сын, ваш племянник, – восклицает Валентина, и Иоланда слышит, как в ее голосе нарастает отчаяние, – лишился любящего отца, который провел бы его по лабиринтам этого зловещего двора, этой страны, раздираемой распрями. Я знаю, сир, и вы знаете, кто стоит за этим убийством. Молю вас, отомстите за моего мужа! – кричит она, вновь поворачиваясь к придворным. Но Карл VI просто поднимает ее с колен и заключает в объятия. Всего лишь дружеский жест – и ни слова о возмездии Жану Бесстрашному.
Иоланда не может винить короля: он снова не в себе. Но, к ее стыду и гневу, никто из королевских герцогов, даже ее собственный муж, ни сказал ни слова в поддержку Валентины. «Они боятся, – думает Иоланда, – боятся своего мятежного кузена из Бургундии». Каждый из них знает, что Жан, пусть даже изгнанный, вполне способен оказать поддержку Англии, которая ждет возможности начать новое вторжение.
«Как это типично для мужчин – выбирать меньшее из двух зол!» – думает она по дороге домой. Внутри у нее все клокочет. Может, это и более мудрый выбор, но она при мысли об этом кипит от злости.
Позже, исполненная разочарования и боли, она отваживается поделиться своим огорчением с Людовиком.
– Любимый мой муж, разве Валентина сегодня не проявила смелость перед лицом короля и придворных? Как думаете, Карл понял, что произошло, или просто попытался утешить скорбящую вдову? Почему никто из вас не поддержал ее мольбу о возмездии? Неужели только женщины мечтают отомстить за убитых мужей? Вам не кажется, что вашего кузена Жана Бургундского надо арестовать – или как минимум допросить? – с опаской спрашивает она.
– Мадам, – отвечает он (плохой знак!), – это дела
– Милорд, – отзывается она, уязвленная, – я что, больше не член вашей семьи? Мне нельзя иметь свое мнение о том, что в ней происходит?
Людовик ничего не говорит – только бросает на нее леденящий взгляд голубых глаз и выходит из комнаты. У Иоланды так часто бьется сердце, что ей приходится сесть. Она чувствует, что ей больше не купаться в лучах его одобрения. И что Людовик не пойдет против своего подлого кузена.
Беда не приходит одна: убийца, этот так называемый «бесстрашный» герцог, хоть и был изгнан из Парижа, собрал вокруг себя множество сторонников и знатных вельмож и вернулся в столицу. Он даже собирается совершить торжественный въезд в город под предлогом того, что хочет нанести королю официальный визит.
Иоланда в недоумении. Почему никто из королевской семьи не пытается его остановить? Торжественный въезд – высшая милость, которую король может оказать важному гостю, даже если это его кузен. Карлу VI нездоровится, и его одиннадцатилетний дофин вместе с отцовскими дядьями и кузенами вынужден встречать этого подлого убийцу. К счастью, Иоланда не обязана являться ко двору и наблюдать за этим унизительным зрелищем.
Людовик, придя домой, снисходит до того, чтобы рассказать ей:
– Дорогая, вас еще сильнее поразит, что Жан был одет со всей возможной вычурностью, а парижане – без сомнения, подкупленные его людьми, – восклицали, когда он проходил мимо: «О радость! Тиран повержен! Слава победителю!»
И все же Иоланда не может понять устремления мужа. Она уже знает: не надо бурно реагировать на то, что он рассказывает о семье, но ей нужно кое-что выяснить. Она мягко спрашивает:
– Дорогой, до меня дошла весть, что парижанам сказали, будто Людовик Орлеанский замышлял отнять корону у ослабевшего брата – а значит, был виновен в измене! Есть ли в этом хоть слово правды?
– Нет, разумная моя жена, и я вижу по вашему лицу, как вся эта история вас тревожит, – замечает он с раздражающей проницательностью. – Вы задаетесь вопросом, почему я так мало сделал – нет, не отрицайте, я по глазам вижу, – чтобы отомстить за подлое убийство нашего любимого кузена Людовика Орлеанского? Но я вижу, что над Францией нависла куда большая угроза. Из достоверного источника нам известно, что Англия готова снова на нас напасть. Если мы, принцы крови, объединимся против самого могущественного из нас, герцога Бургундского, начнется гражданская война. А это не просто станет катастрофой для Франции – это еще шире распахнет двери перед Англией.
Людовик рассуждает с позиций холодного разума, и, хотя в ней кипит горячая испанская кровь, Иоланда знает, что он прав. Чем больше она слышит о действиях герцога Бургундского, тем отчетливее видит, как его сила выросла сообразно ужасу содеянного.
Пока Королевский совет спорит, что делать дальше, Иоланда узнает, что Жан Бесстрашный собрал в Бургундии армию и двинулся на Париж, и это кажется ей вполне закономерным. Он наверняка задумал занять место короля в Совете, который фактически управляет страной.