Она дрожит и закусывает губу, но, преисполнившись неведомо откуда взявшейся храбрости, отвечает:

– Но ведь… – тут она запинается, – породниться с убийцей – больший позор, чем расторгнуть помолвку, даже королевскую?

Она произносит это так решительно, как только может, хотя внутри вся трепещет. Она хорошо знает взрывной характер своего супруга.

В глазах у Людовика она замечает незнакомое ей выражение, как будто он где-то далеко в своих мыслях. Потом он смотрит ей в лицо и твердо говорит, с трудом сдерживая ярость:

– Нет, дорогая, я не могу на это согласиться, хотя и понимаю ваши опасения. Как герцог Анжуйский я не могу себе позволить испортить отношения с герцогом Бургундским.

И с этими словами он уходит. Иоланда чувствует себя униженной и растоптанной, как будто он захлопнул перед ней дверь в свою душу.

На следующий день Людовик, как и собирался, уезжает в Париж, но с ней прощается сухо, формально и только на публике – никакой беседы с глазу на глаз.

Итогом этой размолвки становится письмо, которое передает его гонец из Парижа:

«Откуда у него столько уверенности?» Иоланда в смятении. Она всегда знала в глубине души, что Людовик предпримет новую попытку, почему же теперь это так ее задевает? И внутренний голос подсказывает: «Потому что ты любишь этого человека всем сердцем и боишься, что он погибнет, сражаясь вдали от дома».

Поход на Неаполь – очень масштабное предприятие, и на него нужно потратить целое состояние. Как Иоланда и подозревала, необходимые средства Людовик получил благодаря приданому Екатерины Бургундской, второй дочери Жана Бесстрашного, теперь официально помолвленной с их старшим сыном и наследником, Людовиком III Анжуйским.

Иоланда, невзирая на всю свою гордость, чувствует, что ей необходимо с кем-то поделиться горем. В такие времена она остро ощущает, насколько одиноки люди ее статуса. Но, как всегда, рядом верная Хуана. Сейчас она приводит в порядок детскую, пока ребятишки играют на улице. Ее темные волосы, завязанные в неизменный узел на затылке, тронула седина, щеки округлились, но не растеряли румянца, и ее карие глаза по-прежнему яркие и живые. Иоланда падает на постель малютки Марии и прижимает к груди подушку, чтобы унять дрожь: герцогиню сотрясают беззвучные рыдания.

– Хуана, Хуана, за кого я вышла замуж? – кричит она в отчаянии. – Неужели ему хватает совести взять деньги убийцы и потратить на собственные нужды?

Хуана обнимает Иоланду за плечи, и та, прильнув к груди своей наперсницы, выплакивает всю горечь и тоску.

– Не плачьте, маленькая моя. – Она до сих пор думает об Иоланде как о маленькой девочке, невзирая на все, через что они прошли. – Неужели вы, после стольких лет брака, так и не поняли, что движет вашим любимым мужем? – она берет лицо Иоланды в ладони и вытирает ее слезы. – Его единственной целью было и остается Итальянское королевство. Вы ведь это уже поняли? Неаполь, королевство-мечта, убившее его отца, неустанно влечет его к себе. Я говорила вам об этом, когда вы были моложе. Да, он любит вас и детей, и свой дом, и страну. Но Неаполь и Сицилия занимают в его душе больше места, чем все это, вместе взятое. Когда вы примете это как данность, вы сможете справиться со своей жизнью и с велениями своего сердца.

Иоланда осознает всю правоту Хуаны, собственную наивность и его предательство – и ее сотрясают рыдания.

Она против воли соглашается с решением Людовика. А разве у нее есть выбор? Она признается себе, что глубоко разочарована в этом мужчине, который доселе казался ей непогрешимым, а теперь настаивает на помолвке сына, которая кажется ей бесчестной. Брак поворачивается к ней новой стороной, и с этим нужно как-то сжиться. «Я люблю его меньше за то, что он оступился? Нет, я не смогла бы меньше его любить, что бы ни случилось. Но разочарована ли я? О да».