Гражданин Кац в ужасе смотрел на черную дырочку дула револьвера и слушал непонятные, но грозные речи, из которых понял, что его могут шлёпнуть прямо здесь и теперь. А как не поверить, когда бумага, револьвер и тревожные воспоминания о революционных чекистах в кожанках с маузерами на боку, которые реквизировали ценности у буржуев, сильно с ними не церемонясь.

– Я всё сказал, поверьте! – всхлипнул гражданин Кац. – Там еще в отдушине на кухне, за решёткой, если руку просунуть, и под подоконником…

Крюк с треском прокрутил барабан револьвера.

– Ну, честное слово, как на исповеди… Ой, простите, как на вашем пролетарском суде… Еще в ножке стола и в сиденье кресла. Но там немного на совсем чёрный день. Который, кажется, уже наступил.

– Всё?

– Всё! – сник гражданин Кац. – Я теперь как нищий на паперти.

– Ничего, не переживайте, с сегодняшнего дня государство берёт вас на полное пищевое и вещевое довольствие. Лет на десять-пятнадцать. Или… – Крюк многозначительно посмотрел на Каца. – Оставит на свободе, если вы согласитесь сотрудничать с органами на добровольной и безвозмездной основе. Советую подумать. Лес в Сибири бескрайний, а зимы долгие и холодные. Не уверен, что вы их переживёте.

– Я готов. На всё готов.

– Тогда… вот бумага, где вы чистосердечно и подробно изложите, от кого принимали и кому сбывали краденное имущество, кого знаете из преступного мира, как с ними держали связь. На всё про всё вам четверть часа.

– Но если я… То они меня… Потом…

– Или я и сейчас… Или они же, но в лагере, где вы, гражданин Кац, будете не уважаемым барыгой, а рядовым зэком-мужиком, где-нибудь на рудниках, и в руках у вас будут не купюры, а тачка с одним колесом.

Слова «мужик», «рудники» и «тачка» прозвучали страшно. Не готов был гражданин Кац к таким поворотам судьбы. Кац и вдруг… «мужик»…

И гражданин Кац стал писать. Про всё. И про всех. Всё-таки Крюк остался ментом и не упустил возможности…

– Вот и славно. Далее вы напишите согласие на сотрудничество с органами, и об этом не должна узнать ни одна живая душа. Это в ваших же интересах.

– А ценности мне органы тоже вернут?

– Не забывайтесь, гражданин Кац! Изъятые ценности, добытые преступным путём, подлежат реквизиции и передаче государству.

– Да-да, я понимаю. Но как мне объяснить, что вы ночью…

– Верно. Вы хорошо мыслите, гражданин Кац. Сделаем так. Своим подельникам, если слушок пойдёт, а он от соседей точно пойдёт, скажете, что… что вас ограбили, какие-то залётные громилы. Такой будет ваша легенда. В милицию о происшествии заявлять не нужно, или вам придётся объяснять, откуда у вас взялись все эти ценности, а это опять Магадан и тачка.

– Но я же теперь ваш, мы же общее с вами дело…

– Именно поэтому, что наш. – Крюк хлопнул себя по эмгэбэшным погонам. – А не милиции. Много будете болтать, мы еще добавим, уже от себя. Даже если в лагерь попадёте – рот на замочке держите, тогда, может быть, мы вас вытащим. Ясно?