Я ощутил ее в кулаке, вытаскивая руку из дыры в глине, когда эта тварь начала распадаться на куски — то ли она была у него внутри, то ли каким-то образом там появилась; факт, что на нем ее не было. Не видел я ее и на Суок во время нашей последней встречи. Как и когда он нашел эту ленту? Почему Суок лишилась ее? Как долго я пробыл во льду и что случилось с тех пор?
Шелком в руки родные опуститься легко -
Вспоминай мое имя…
В глазах защипало, и в первый раз за долгое время я ощутил в них влагу, хоть и был слишком слаб, чтобы плакать. Никогда мне не забыть твоего имени, дочь.
А всего моего «никогда» осталось — часа полтора.
Ха!
Конец немного предсказуем, вы не находите?
Я попытался поудобнее устроиться на двери — рога заскребли по дереву. Забавно. Они были единственной частью тела, которой монстр так и не коснулся. Впрочем, в драке я ими и не пользовался — прямоходящему, в основном, существу рога служат украшением. Вы пробовали бодаться в бою? Не сомневаюсь. А теперь приставьте к голове хотя бы вилки и повторите. Я бы с удовольствием за вами понаблюдал.
Да… Много чего еще я бы сделал с удовольствием. А теперь остается только помирать.
Глаза затянуло полупрозрачной пленкой — я видел такую у препарированной птицы в школе. Наверно, это и было аналогом человеческих век.
Закрыв глаза, я ждал смерти.
Ждал.
Ждал.
Ждал…
И ждал бы еще, наверно, часа два, прежде чем сообразил, что состояние легкости, все нараставшее прежде, вдруг нарастать прекратило и зависло в какой-то дурнотной точке. Состояние было странным и неприятным. Я открыл глаза.
Пустота ухмылялась мне в лицо.
— Ну и что за дела? — мрачно осведомился я у нее. — Я помереть хочу, слышите?
Невероятно, но в тот момент я искренне желал помереть. Впрочем, здесь скорее имело место желание довести хоть одно дело до конца: в кои-то веки взялся за что-то серьезное — и на тебе! Ну просто сэр Макс новоявленный, аж плакать хочется.
Потом что-то чавкнуло, и я ощутил под собой слабое шевеление, которое мне сразу не понравилось. Я боязливо покосился направо.
Голубая лимфа, залившая всю дверь липким слоем, больше не сочилась из раны там, где сосуды не были сожжены. Мало того — лужа стремительно меняла форму, как будто сжимаясь. Это походило на ртуть, утекающую сквозь тонкую дырку: поверхность остается гладкой и неподвижной, но края стремительно сужаются, словно жидкость втягивается сама в себя.