Я глазел во все глаза, как то, что было моей новой кровью, собирается возле обугленной культи плеча в плотный неподвижный круг. Выглядело это премерзко. Не будь мой желудок пуст, меня бы вырвало. Но я был голоден и слаб.
Что тут творится?..
Ставшая густо-синей лужа мерзко хрюкнула. Я невольно отдернулся — рога скобленули по дереву, к горлу подкатил комок, и тут же силы оставили меня. Уронив голову, я закрыл глаза, ощущая непонятный, но мощный приступ ледяного страха. Что происходит?!
Лужа хрюкнула вновь. Я ощутил прикосновение холодной жижи. Она не подчинялась моим приказам, как те двойники, я не был над ней властен и не велел ей так делать. Что за дурацкие фокусы?! Интересно, оно меня не съест? Не хотелось бы…
Поразительно. Даже на пороге смерти человек отчаянно пытается выбрать для ухода способ, по его мнению, наименее недостойный.
Боли, однако, не было. Было холодно и мокро. Я ждал и боялся, а лужа хрюкала и облепляла мое плечо все сильнее и сильнее.
Потом на него села муха — во всяком случае, мне так показалось. Я приоткрыл один глаз, но сперва не увидел ничего. Ощущение повторилось. Сверху что-то упало. Я скосил глаз и увидел тонкий ручеек черной пыли, сыпавшейся откуда-то сверху. По цвету она напоминала мою чешую. Я вспомнил, что именно туда уносились облака пепла, в которые обратились мои двойники.
Липкий ком вокруг моего плеча рос. Скоро он начал походить на воронье гнездо. Я лежал неподвижно, гадая, что за хрень такая происходит в этой отдельно взятой точке Вселенной. Постепенно меня это начало забавлять. И забавляло. Пока сверху не упала последняя чешуйка.
И вот тогда-то мешанина крови и праха, исторгнутая мной из собственного тела произвольно и непроизвольно, зашевелилась, забурлила, пошла волнами — и решительно запросилась назад…
Это было дико, шокирующе омерзительно и до усрачки больно. Ноготь, врастающий со скоростью истребителя — вот что это было. Я заорал, как резаный. Я перевалился через край и рухнул вниз, на другую дверь. Я катался по ней, комкая ленту в кулаке, и выл, пока жуткая масса вгрызалась в меня сотнями тонких вьющихся спиц, переплетавшихся и расходящихся по культе. Красный туман застилал мне глаза — и в этот раз это не было красивой метафорой.
Я кричал, пока до меня не дошло, что я кручусь и молочу в несчастную дверь уже двумя кулаками.
И это окончательно меня доконало.
Коракс
Какие бы подозрения и домыслы ни царили в умах моих спутниц, увидеть Отца стариком им было нелегко. Обе опешили — те крохи памяти, что бережно хранились ими, говорили совсем о другом облике. Время не щадило Розена когда-то, но сквозь года он пронес не свежесть и силу молодости, а царственное величие благородной старости. Его одежды подошли бы монарху в изгнании — белое и красное, снег и пурпур.
Кукольник не тратил времени на слова. Он сделал несколько шагов навстречу, протягивая руки к пришедшим дочерям. Они вспомнили — не могли не вспомнить, ведь за лицом старика на мгновение промелькнуло молодое лицо, почему-то удивительно напомнившее мне Анжея.
Суигинто качнулась вперед, ее крылышки встрепетнулись, несколько мгновений что-то боролось в ней, но затем она как-то странно всхлипнула и бросилась к Отцу. Розен опустился на колено, обнял ее, но смотрел все же на нас. На Соусейсеки, которая так и осталась стоять рядом со мной.
— Lapislazuli. - его голос перекатывался по Н-полю глубоко и мягко, чаруя и околдовывая, — Lapislazuli Stern.
Соу лишь опустила глаза, чтобы не встречаться взглядом с Розеном.
— Я пришла попрощаться, — сказала она тихо и горько. — Хотя и не имела права.