— А! Ты чужемирка! А я смотрю — непонятная какая-то, не крестьянка и не из господ… — кухарке стало явно легче общаться, когда она разобралась, кто есть кто.
— Чужемирка, — кивнула Лина. — Недавно тут.
— Ясно, — ответила хозяйка кухни. — Ну, показывай свои плюшки.
В отличие от Урмы, здешняя повариха быстро ухватила суть рецепта. Вдвоем они нажарили полную миску оладий, сварили кашу, яйца. Хозяйка достала холодного мяса и сыра.
Синт проснулся еще на первой сковороде — уж больно ароматные вышли оладьи. Следующими на кухню пришли местные, хозяева дома.
— Чем у вас тут так пахнет? — крупный бородатый мужчина удивленно рассматривал жующего Синта и хлопочущую у очага Лину. Жена его шутливо замахнулась на него полотенцем:
— Иди, иди отсель. Щас завтрак накрою, там и понюхаешь.
Столы и правда пора было накрывать. В большой комнате переминались с ноги на ногу маги. Во дворе послышалось ржанье лошадей и мужские голоса.
Лина улыбнулась сама себе, переворачивая на сковороде очередную порцию плюшек. Такое приятное деревенское утро. Крепкий дом, теплый очаг, ароматная еда, мирный гомон вокруг.
На душе было приятно и спокойно. Чей-то взгляд заставил ее обернуться: в дверях стоял Ским и как-то странно рассматривал ее, хлопочущую с тестом. На губах его играла теплая полуулыбка.
— Доброе утро, — она открыто улыбнулась мужу. — Решила помочь хозяйке с завтраком.
Ским подошел к ней и поцеловал в макушку:
— Здорово, я за эти пару недель соскучился по твоей стряпне, — он провел рукой по ее волосам, подхватил тарелки, которые Синт пытался утащить в столовую, и вышел накрывать на стол вместе с мальчишкой.
Кухарка, почти подружившаяся с Линой, чуть отстранилась и испуганно посмотрела на странную чужемирку. Что может быть общего у нее и у… этого… с ледяными глазами?
Часть 28
Мужчина, тот самый, что ночью изучал бумаги в потайном кабинете, шел по красивому светлому коридору. Он не замечал ни изысканных витражей на окнах, ни редких картин на стенах, ни тонкого дорогого ковра под ногами. Спина его была напряжена, подбородок опущен, шаги пружинили. Он шел в покои своей жены.
Это бесполезное создание вызывало в нем лишь отвращение. Конечно, следовало бы ее убрать сразу, как только она перестала быть важной. Послеродовая горячка случается даже у королев! Но… Они были женаты по древнему обычаю, и ее жизнь стала его жизнью. Это связывало ему руки. Ее жизнь — его жизнь, ее чувства — его чувства, но и наоборот, — мужчина мерзко улыбнулся. Он чувствовал страх своей жены и понимал, что боится она именно его ярости. Как он чувствует ее боль, ее отчаяние, так и она чувствует его ненависть, его желание ее убить… и боится. Еще не видит его, но боится все сильнее. Это чувство наполняло Величайшего приятной сладостью, разливалось мурашками под кожей, наливало силой кулаки. Он ненавидел жену, но обожал ее страх.
Дверь в женскую спальню со стуком распахнулась:
— Доброе утро, моя дорогая, — проговорил Величайшим тем тоном, которым судья приговаривает к смерти. Бледная женщина с расческой в руках испуганно отшатнулась и вжалась в стену. — Как вам спалось?
— Спасибо, супруг мой, — некогда вздорная, гордая, самовлюбленная Еверна испуганно опустила глаза в пол, прячась от гнева мужа. — Чему обязана чести лицезреть вас в своих покоях?