Сидя в парижском офисе Луи в апреле 1912 года, Жак рассказывал брату и отцу подробности своего путешествия и показывал индийские сокровища. Он с оптимизмом смотрел на будущие отношения с индийскими клиентами, даже если заказы пока не были значительными. Индия – это страна, где потребуется время, чтобы завоевать доверие. Например, Геквад из Бароды хотел оставаться на связи и даже попросил Жака помочь ему лучше понять европейский ювелирный рынок. Ему было интересно все: от «заработной платы мастеров» до «изготовления и восстановления ювелирных изделий» – чтобы учиться у лучших. Луи был доволен. Он спросил, было ли знаменитое ожерелье Бароды столь же чудесным, как гласит легенда. Да, ответил Жак, оно действительно выдающееся. Семь рядов идеально подобранного жемчуга. Но он видел столько фантастических драгоценностей! Когда дело дошло до жемчуга, который был любимым камнем в Индии, понял, что одной из лучших была коллекция махараджи Дхольпура. У него было ожерелье, доходившее почти до колен, и состояло из пяти жемчужных нитей, в которых через промежутки были вставлены жемчужины огромных размеров.
Альфред хотел знать о новом низаме Хайдарабада. Будет ли он столь же хорошим клиентом, как его отец, который сделал состояние многих людей? Жак рассказал отцу о долгой поездке, которую он совершил в Хайдарабад, где его игнорировали в течение пяти дней. Он встретил низама лишь во время Дурбара. В отличие от других правителей, низам решил арендовать дом, а также лагерь, чтобы разместить свой огромный гарем. И при этом захотел только два самых маленьких предмета, которые привез Жак: карманные часы и портсигар. Альфред был разочарован. Он считал предыдущего низама лучшим покупателем ювелирных изделий в мире: «Когда он заходил в магазин, не нужно было ничего показывать или говорить. Своей тростью он указывал на целую стену витрин и говорил: «
Разговаривая с отцом и братом, Жак объяснил, почему он твердо убежден, что в Индии должен быть открыт филиал Cartier: не только для продажи драгоценностей, но и для их покупки. Хотя он нашел несколько высококачественных драгоценных камней в той поездке, в целом процесс был сложным. Жак был вынужден покупать целые партии драгоценных камней, бóльшая часть которых низкого качества. «Так как мы должны брать эти огромные партии целиком, а мусор (самая большая часть) не продается в Cartier… надо избавиться от этого в Бомбее. Лучше всего иметь здесь офис, где Морис Ришар или кто-то еще будет проводить четыре месяца в году (с сентября по декабрь включительно); в остальное время мы оставим там одного или двух местных жителей, которые будут отправлять нам отчеты о состоянии рынка».
У Жака были хорошие контакты, с ним работали такие профессионалы, как Швайгер и Сетна; Cartier просто нужно было отправить одного представителя из Парижа – того, кто действительно понимал бы внутреннюю жизнь и дух их Дома. Но так же, как в свое время Альфред отверг идею петербургского филиала, предложение Жака было отклонено. По мнению Альфреда, не имело смысла так раскидывать сыновей по миру. Жак мог регулярно путешествовать на Восток, проводить выставки-продажи в Индии и в других местах. Можно создать временный филиал в Дели со Швайгером или продавать из магазина Швайгера. Но они не собирались вкладывать большие суммы и рисковать столь далеким бизнесом без наблюдения за процессом.
Жак поначалу злился. Он понимал склонность семьи к финансовой осторожности и нежеланию брать на себя долги, но был уверен в преимуществах индийского отделения. Он написал Пьеру в отчаянии, объясняя, как он перенес «
Утром 28 мая 1912 года 175 Нью-Бонд-стрит открыла свои двери для первой выставки Cartier в Лондоне, вдохновленной Индией. Это не было просто попыткой продать драгоценности; Жак мечтал показать европейским клиентам чудеса Востока. Выставив крохотный образец индийских сокровищ, чтобы разжечь их энтузиазм, он взволнованно рассказывал журналисту, что открыл невообразимые чудеса. «Среди коллекций я обнаружил предметы, которые превосходят все, что можно найти в мире».
Выставка под названием «Восточные драгоценности и предметы искусства, недавно собранные в Индии» имела ошеломляющий успех. Задолго до того, как путешествия на Восток стали модными среди элиты, мсье Картье пересек моря и привез сокровища, достойные королей и принцев. Резные изумруды, крупный жемчуг и нефрит Великих Моголов восхищали людей, которые слышали о богатстве этой страны и мечтали его увидеть. Но не только драгоценные камни были экзотическими; дизайн, включавший цветы лотоса, мифических монстров и слонов, очень отличался от западных мотивов. Лишь через десять лет индийское влияние зримо отразится на Cartier – Первая мировая война обозначит длительный перерыв между поездками. Но выставка Жака стала значительным шагом, связавшим имя фирмы со сказочным таинственным Востоком.
Ожидание закончилось. Воодушевленный успехом индийской выставки, Жак вернулся в Париж к своей будущей жене. Сначала он должен был встретиться с отцом Нелли. По дороге к дому Харджесов нервничал. Безусловно, г-н Харджес был человеком слова, но ему хотелось, чтобы семья Нелли искренне приняла его.
Джон Харджес внимательно выслушал просьбу ювелира. Жак дал ему слово, что всегда будет обеспечивать и защищать Нелли и ее маленькую дочь Дороти. И чтобы доказать, что им движет только любовь, поклялся никогда не трогать ни цента из денег Нелли. Признавая разницу в религии, обещал жениться на ней в протестантской церкви и воспитывать детей как протестантов, а не в своей католической вере. Жак чувствовал, что это была величайшая жертва, которую он когда-либо приносил, знак самоотверженной любви. Спустя годы, когда дети выросли, а он приближался к концу жизни, он спросил Нелли, согласится ли она на повторный брак в католической церкви. Нелли охотно согласилась, и с души свалился большой груз.
Итак, Джон Харджес принял предложение молодого человека. Его сын, Герман, снова был в ярости, все еще полагая, что Картье не были достойны присоединиться к семье Харджесов, но отец Нелли дал слово и не собирался нарушать его. Семья Жака была очень рада услышать о помолвке. Для Альфреда это было важно: еще один сын женился на представительнице американской элиты. Им нравилась Нелли, она была веселой, искрометной – и выявила лучшие качества в Жаке. Он был более амбициозен с тех пор, как встретил ее, полон решимости преуспеть. За неделю до свадьбы, 20 декабря 1912 года, Луи организовал домашний обед для новобрачных, чтобы семьи могли познакомиться. После недоброжелательности, которую ее родственники демонстрировали Жаку, Нелли была особенно благодарна за безоговорочный прием в семью Картье. С этого момента она всегда будет называть Луи и Пьера «братьями».
Свершилось! 26 декабря 1912 года, на следующий день после Рождества, Нелли и Жак произнесли свои обеты перед паствой. Они не хотели большой свадьбы. Для Нелли это был второй брак (в мире, где дамы из высшего общества обычно выходили из комнаты при одном упоминании о разводе), и молодожены хотели держать личные дела в секрете. Они выбрали американскую церковь в Париже на улице Берри, где службу вел священник из Огайо. Подружкой невесты была дочь Нелли, Дороти, которой в то время исполнилось девять лет.
Из разговоров с Жан-Жаком Картье
После свадебного завтрака, состоявшего из фуа-гра, форели, панированных бараньих котлет а-ля Маршаль и эльзасского мороженого, Жак и Нелли попрощались с гостями и отправились в короткий медовый месяц. Они провели несколько блаженных дней в Шайи-Ан-Бьер, маленькой деревушке на окраине Фонтенбло с волшебным замком и внушительными лесами («наши леса», как позже называла их Нелли). И через несколько дней после возвращения на работу женатым человеком Жак обратился к отцу и братьям с просьбой официально принять его в основной парижский бизнес. Имея жену и падчерицу, думая о будущих детях, он чувствовал, что нуждается в безопасности. Альфред, Луи и Пьер, которые все больше и больше полагались на Жака, согласились. Они все еще смотрели на него как на младшего и наименее опытного в семье, но за последний год Жак блестяще показал себя и на Востоке, и на выставке в Лондоне. И вот теперь удачно женился. В январе 1913 года Луи подписал бумаги, окончательно признав младшего брата членом сообщества Cartier Freres.
Нелли и Эльма сразу поладили. Обе – откровенные американки, с пылким темпераментом, они обожали сплетничать об общих друзьях за Атлантикой, ностальгически вспоминать обеды в Colony Club и представления в Метрополитен-опера. Это заронило в голову Пьера идею. Возможно, Жак мог бы помочь с отделением на Пятой авеню, а также в Лондоне. Нью-Йорк должен был сыграть решающую роль в будущем успехе Cartier, лондонский филиал не нуждался в нем постоянно: изделия все еще производили в Париже. И если бы мсье Жаку Картье удалось проводить хотя бы несколько месяцев в Нью-Йорке, это дало бы возможность мсье Пьеру Картье проводить это время в Париже. Хотя Пьер и Эльма были счастливы каждый год проводить сезон в Нью-Йорке, они все еще считали Париж своим домом.
Итак, через девять месяцев после свадьбы Жак и беременная Нелли прибыли в Америку с десятилетней Дороти. Шел сентябрь 1913 года; Жаку предстояло составить представление о нью-йоркском бизнесе, прежде чем весной они все вернутся в Европу. После недолгого пребывания в Plaza семья переехала в арендованный дом номер 131 по Восточной семьдесят первой улице. Нелли ценила близость со своими старыми друзьями, а для Жака была приятной двадцатиминутная прогулка по восточной стороне Центрального парка до магазина на Пятой авеню. Он начал с того, что в ноябре организовал еще одну выставку на индийскую тематику.
Это был счастливый период. Первая дочь Жака и Нелли, Жаклин, родилась всего через несколько недель после их приезда – в начале октября. Альфред не мог скрыть своего разочарования в еще одной девочке; прошло уже тринадцать лет с тех пор, как у него родилась первая внучка, и до сих пор нет внуков, продолжащих имя Картье. Но Жаку было все равно. С момента рождения он обожал свою маленькую дочку – тезку. По мере взросления Жаклин становилась трудноуправляемой и упрямой, часто доводя мать до отчаяния. Жак проявлял чудеса терпения. Когда жена приходила в ярость, он спокойно выслушивал ее точку зрения, затем обсуждал проблему. Он был единственным, кто действительно понимал ее, и дочь обожала его.
К марту семья настолько привыкла к жизни в Америке, что собиралась принять предложение Пьера остаться там подольше. Сначала Нелли хотела вернуться во Францию, чтобы быть ближе к больному отцу, но после того, как в феврале он скончался, она больше не чувствовала тяги к дому. Нелли нашла неподалеку дом, выставленный на продажу, – на северной стороне шестьдесят девятой улицы, к западу от Мэдисон-авеню. Жак уже собирался подписать бумаги, но его остановило письмо из Франции. Война выглядела все более вероятной. Братья советовали им как можно быстрее вернуться во Францию.
Из трех братьев Картье Жак был единственным, кто сражался на фронте. Пока Пьер разъезжал со своим командиром по Шербуру, а Луи водил дружбу с правительством в Бордо, Жак был офицером кавалерии. Братья были в ярости из-за того, что он рисковал жизнью: «Иди и подай заявление в Лозанну на работу, не связанную непосредственно с войной!» – приказал Луи, но Жак отказался, считая своим долгом быть плечом к плечу с соотечественниками. Это был один из немногих случаев, когда он не ставил желания братьев выше собственных. Даже когда его давний клиент и друг, премьер-министр Асквит, написал ему с Даунинг-стрит, предлагая место в Англии, он отказался из соображений патриотизма. На Пьера это не произвело впечатления: «Луи рассказал мне о предложении, которое ты получил от мистера Асквита занять любое место в английской военной кампании. Ты, кажется, отверг его, не приняв во внимание множество преимуществ, главное – твое здоровье. Я понимаю и восхищаюсь твоим патриотизмом – однако, учитывая твое здоровье и обязанности в отношении семьи, думаю, тебе следует пересмотреть свое решение».