Майор вызвал двух офицеров и приказал им найти записи с помощью Ябэ. Он предупредил их, чтобы они осторожнее обращались с дисками.
Один из офицеров, командир батальона, вызвал себе в помощь четырех офицеров и отряд из сорока солдат, и они вместе с Ябэ направились к зданию министерства. Отряд остановился на подходе к зданию, и командир приказал солдатам зарядить винтовки. Ябэ был поражен большим количеством сопровождавших его солдат, но еще большее впечатление произвела на него их «решимость». Ябэ и солдаты вошли внутрь, и они стали подниматься и спускаться по лестницам, обходить все помещения и корридоры, освещая карманными фонариками все углы и закоулки. Совсем рядом и в дальних комнатах был слышен шум передвигаемой мебели и бьющейся посуды.
Когда Ябэ спросили, как проходила запись, он описал весь процесс. Когда был задан ключевой вопрос «Где же теперь находятся записи?», Ябэ искренне ответил: «Я не знаю, я отдал их одному из камергеров».
Это было подобно тому, как если бы алкоголику сказали, что ключи от винного погреба были отданы одному из монахов монастыря. Камергеров могло быть до дюжины. Какому камергеру? Ябэ сказал, что он не знает его имени (а все камергеры были похожи друг на друга, не так ли?). Солдаты начали терять терпение, и, так как Ябэ не знал их имен, камергеров вызывали по очереди для опознания. И каждый раз он не мог узнать того, с кем он беседовал. Наконец офицеры, поняв всю бесполезность задавать дальнейшие вопросы, приказали отвести Ябэ к остальным задержанным.
Тем временем поиски продолжались. Солдаты осмотрели покои главного камергера Фудзиты, обыскали его рабочий стол, вскрыли сейф. Подобно саранче они прошлись по кухне и кладовкам, рабочим помещениям, гостиным и спальням, переворачивая все вверх дном на своем пути.
А в это время в резиденции военного министра, в комнате Анами вечеринка с распитием сакэ была прервана в третьем часу ночи треском винтовочных выстрелов, доносившихся со стороны дворца. Такэсита, вспомнив о Хатанаке и заговоре, рассказал военному министру о планировавшейся майором и Сиидзаки попытке переворота. Он объяснил, что 2-й полк гвардии должен был принять участие в мятеже, к которому согласно плану затем должна была присоединиться вся дивизия. Анами безучастно продолжал сидеть на месте. Он не протянул руку к телефону, чтобы отдать приказ о подавлении мятежников. Он продолжал сидеть на татами и пить. «Даже если восстанет дивизия Императорской гвардии, 12-я армия Танаки, вероятно, не поддержит ее. Если так и произойдет, то не о чем беспокоиться. Попытка потерпит неудачу». Он был невозмутим и спокоен и не проявлял никаких эмоций. «Во всяком случае, мое самоубийство искупит это их выступление».
Анами продолжал поглощать сакэ стаканами. Такэсита попытался предостеречь его: «Если вы сильно переберете, ваша попытка может не удаться».
Анами покачал головой: «Если выпить много сакэ, циркуляция крови усилится и кровотечение будет обильным!» Он рассмеялся.
«Вы что-то писали?»
«Да, свое завещание». Анами протянул бумажный свиток своему собеседнику. Послание было адресовано императору и написано в жанре
Нежась в лучах безграничного благоволения
Императора,
Я не могу найти подходящих слов, чтобы выразить свою благодарность
В свой последний час.
Такэсита узнал в этих строках те самые стихи, которые Анами написал, когда его послали на китайский фронт много лет назад.
Генерал взял кисточку и написал на другом листе бумаги
С верой в непоколебимость нашей
Находящейся под защитой богов земли…
Зазвонил телефон, и Такэсита взял трубку. «Генерал Мори, командир Императорской гвардии, убит мятежниками». Но даже эта новость не побудила Анами действовать. «Мое самоубийство, — сказал он, — будет также искуплением и за его смерть».