Ранние утренние часы в Токио 28 июля были типично летними, подернутыми туманной дымкой, обещавшей еще один жаркий знойный день.

Только самые проницательные представители общественности осознали в полной мере значимость Потсдамской декларации. Японская фондовая биржа не подавала признаков жизни; деловая активность замерла. Теперь, когда условия Потсдама были опубликованы в прессе, неожиданно ожила торговля давно не пользовавшимися спросом потребительскими товарами, такими как текстиль, табак, письменная бумага и пиво. 2 августа биржевый курс поднялся в среднем на 3 процента. Это указывало на то, что отдельные бизнесмены почувствовали приближение мира.

В Японии в политической жизни установилось временное затишье; взоры всех граждан страны обратились на Советский Союз. Кидо объяснял это так: «Даже несмотря на появление Потсдамской декларации, кабинетом было принято обращение к Советскому Союзу с просьбой о посредничестве. Мы ожидали от него ответа, когда Молотов и Сталин вернутся в Москву. Кроме того, Советы не подписали Потсдамскую декларацию, и остались нерешенными отдельные вопросы, такие как: какой ответ даст советское правительство, какой характер будет иметь советское посредничество и каков будет итог всего этого. Поскольку вся страна ждала ответа от Советского Союза, мы не могли в спешке и необдуманно принимать Потсдамскую декларацию. Да и не было намерения принимать ее. Императорский двор предоставил решать вопрос Кабинету министров».

При дворе после появления Потсдамской декларации имели место события не от мира сего. Например, в последний день июля Хирохито долго обсуждал с хранителем печати Кидо вопрос о переносе святынь из храма Ацута в более безопасное место.

Того настойчиво требовал от Сато добиться ответа советской стороны о дальнейшей судьбе миссии Коноэ. Сато прилагал все усилия, чтобы заставить Лозовского действовать. Но русские медлили, утверждая, что необходимо дождаться возвращения Молотова из Потсдама. Только 5 августа Сато твердо обещали устроить встречу с Молотовым, который как раз в этот день вернулся в Москву. Встреча была назначена на 8 августа в 11 вечера (японское время).

Не зная, что и думать о советском ответе, Япония была готова к вторжению союзников, в то время как ее города сгорали в языках пламени. Страна была настолько беспомощна, что враг начал нагло «извещать заранее» о бомбежках. С самолетов скидывались листовки на те города, которые были намечены целью воздушного удара. В листовках были призывы эвакуироваться до начала массовых бомбардировок. Выполняя свои угрозы, самолеты союзников бомбили методично и безжалостно, днем и ночью, в дождливую и солнечную погоду, показывая даже неискушенному наблюдателю, что военная мощь Японии была не в состоянии защитить свой народ дома и на работе.

Когда одна или две вражеские машины парили высоко в небе над городом, японцы не обращали на них внимания. Это были самолеты-наблюдатели, которые фотографировали местность и вели разведку. Ужас начинался с массовым налетом бомбардировщиков.

В Хиросиме предупредили о налете в утренние часы 6 августа. Но бомбардировщики были задействованы, видимо, где-то еще, и городские жители в то утро спешили по своим делам, не дожидаясь отбоя воздушной тревоги. Город был одним из тех больших населенных пунктов, которых еще не затронула в полной мере война. В Хиросиме ходили слухи, что город щадили из-за того, что многие из ее жителей имели родственников в Соединенных Штатах. В 8 часов 15 минут утра 6 августа горожане были заняты своими будничными делами, кто-то завтракал, кто-то уже спешил на фабрику. А на большой площади, предназначенной для парадов, в центре города солдаты армии Западного округа занимались физической подготовкой.

В это самое время, в 8 часов 15 минут, вспыхнул огненный шар, а затем раздался страшный грохот взрыва; испепеляющий жар и все затягивающий в себя смерч первого атомного удара стерли с лица земли Хиросиму, город на побережье внутреннего Японского моря. Крупный промышленный город с 400 тысячами населения сразу же превратился в крематорий каменного века для 80 тысяч человек. 37 тысяч жителей получили ранения; 90 процентов городских зданий было разрушено. Атомный век ворвался в привычный человеческий мир в облике все пожирающего огнедышащего дракона.

Перед лицом революционного изменения в средствах ведения войны и бесполезности конвенционального оружия, основываясь на логике западного человека, японцы должны были немедленно капитулировать. Но они этого не сделали. Почему?

Некоторые ведущие государственные деятели по разным причинам не желали признавать бомбардировку Хиросимы атомной. Армия, к примеру, была против подобного утверждения и настаивала на проведении расследования, чтобы определить характер сброшенной бомбы. Но следствие шло столь медленно и непоследовательно, что не успело оно закончиться, как была взорвана бомба в Нагасаки три дня спустя. Командующие армиями предпочитали идти в последний и кровавый бой с врагом на земле метрополии, чем признать, что союзники обладают оружием, не имевшим аналогов в военной истории.

Ответ флота на уровне младших командиров и среди крайних консерваторов был таким же, как и в армии. Моряки начали свое расследование только два дня спустя после бомбардировки Хиросимы, и к 12 августа оно еще не завершилось. Но в верховном командовании флота знали о составе бомбы. 6 августа адмирал Ёнаи, министр флота, в своей сверхсекретной записке подчеркнул такой факт: «Хиросиму разрушило атомное оружие. Эта война проиграна». Реакция японцев на бомбу отражала их глубокую тревогу и смятение.

Генерал Сэйдзо Арисуэ, глава армейской разведки, рассказывает, что происходило в Токио в то время: «В 8:16 контрольный оператор Японской радиокорпорации обнаружил, что позывные радиостанции Хиросимы пропали в эфире. Спустя 20 минут в Телеграфном центре железной дороги Токио заметили, что телеграфная станция, расположенная к северу от Хиросимы, перестала работать. С некоторых железнодорожных станций в радиусе 10 миль от Хиросимы пришли первые путаные неофициальные сообщения о страшном взрыве в городе».

В военных штабах предпринимались попытки связаться с армейской контрольной станцией в Хиросиме, но работников Генштаба поразила абсолютная тишина на городской волне. Они знали, что не могло быть никакого вражеского рейда на город, и они также знали, что в Хиросиме тогда не было никаких значительных складов с вооружением.

«Молодому офицеру японского Генштаба был отдан приказ немедленно лететь в Хиросиму, оценить нанесенный городу урон и вернуться в Токио с надежными сведениями. В штабе думали, что не могло произойти что-либо серьезное, что ужасные слухи породили какие-то незначительные, но все же имевшие место реальные события.

Штабной офицер отправился в полет… и спустя около трех часов, когда они еще были на расстоянии 100 миль от Хиросимы, он и его пилот увидели огромное облако дыма. В ярких лучах полуденного солнца горели развалины Хиросимы. Они посадили самолет к югу от города, и, после того как офицер отправил в Токио сообщение, он немедленно приступил к спасательным работам».

Примерно в это же самое время Того передали сообщение американской радиостанции, что атомная бомба была сброшена на Хиросиму. Вожди союзников угрожали и дальше применять это оружие до полного уничтожения Японии, если она не согласится на быструю капитуляцию. Того сразу же потребовал от армейского командования представить ему подлинные факты. Если это было правдой, то в таком случае это было нарушением международных законов ведения войны. Министр иностранных дел был намерен заявить протест против использования подобного разрушительного оружия.

Армейское командование ответило, что ведется активное расследование, однако к настоящему времени они знают только то, что была сброшена бомба и что она сверхэффективна. Генералы заявили, что это могла быть конвенциональная бомба невероятной разрушительной силы и что последствия взрыва еще предстоит расследовать крайне тщательно. Того поторопил их, потому что, по его словам, «зарубежные страны придают большое значение этому событию».