Сообщение о бомбардировке пришло в полдень от корреспондента Домэй в окрестностях Хиросимы, но размер урона был неясен.
В штаб-квартиру военной полиции Императорской армии поступило 6 августа от тайного агента донесение, что всего несколько бомбардировщиков обратили Хиросиму в огненное море. Оно было передано в военное министерство, которое приняло эту версию. Позже в этот же день одно официальное лицо сообщило, что город очень сильно пострадал в результате налета «небольшого числа вражеских самолетов», сбросивших что-то, что можно назвать «совершенно новым типом бомбы». Однако наиболее ужасное известие подняло на рассвете следующего дня генерала Кавабэ, заместителя начштаба армии: «Весь город Хиросима разрушен в одно мгновение всего одной-единственной бомбой».
Кавабэ был одним из немногих военных японской армии, знакомыми с японскими атомными исследованиями. В действительности военные несколько лет назад подняли на смех просьбу ученых выделить 50 тысяч йен на атомные исследования и обвинили их в безумных мечтаниях. Они изменили свое мнение, рассказывает Сабуро Хаяси в своей книге «Когун», «только когда два здания, включая лабораторию, и доктор Одан взорвались прямо у них на глазах». Но, увы, было уже поздно. В том положении, в котором находилась тогда Япония, у нее не было ни денег, ни ресурсов, ни технологических возможностей продолжать разрабатывать ядерное оружие.
Генерал Кавабэ отправил офицера к ведущему японскому физику-ядерщику Ёсио Нисине с важной просьбой. Офицер сообщил профессору, что на Хиросиму была сброшена бомба, которая вызвала значительные разрушения, и появились слухи, что это была атомная бомба. Не сможет ли Нисина-сан отправиться в Хиросиму с армейской группой расследования? Профессор, директор научно-исследовательского института, согласился. В это время появился репортер. Он попросил Нисину прокомментировать заявление Трумэна, что бомба, сброшенная на Хиросиму, была атомной. И имела разрушительную силу 20 тысяч тонн тринитротолуола. Эта цифра совпала с расчетами ученого, сделанными несколько лет назад, когда он занимался теоретическими исследованиями в области атомной энергии. Нисина и офицер поехали в Итигая, где располагался Генеральный штаб; там они получили инструкции касательно их миссии, а затем отправились на машине на аэродром в Токородзава. Их ожидали два военных самолета, в них уже заняли места армейские технические эксперты с оборудованием. Вскоре они взлетели и взяли курс на разбомбленный город. Неполадки с мотором заставили самолет, на котором летел Нисина, вернуться. Другая машина с генералом Арисуэ отклонилась от маршрута, чтобы не попасть под обстрел самолетов противника, бомбивших Осаку, лежавшую на их пути, и благополучно прибыла на место. Арисуэ увидел «город, который был практически весь сметен с лица земли…. одиноко торчало только совершенно черное мертвое дерево. Не было ничего вокруг, лишь одно это дерево… Когда мы приземлились в аэропорту, нам бросилось в глаза, что вся трава была красной, как будто ее прожарили. Дежурный офицер встретил нас. Кожа на одной стороне его лица была сильно обгоревшей. Он рассказал нам, что „все, что не было в укрытии, сгорело; однако те предметы, что были хоть сколько-то прикрыты, не стали добычей огня“. Все же, по его словам, нельзя сказать, что невозможно предпринять хотя бы какие-то контрмеры».
Транспортная система Хиросимы была уничтожена, поэтому Арисуэ на весельной лодке добрался до командного корабля в порту Удзина, где при свете свечи написал донесение в Генеральный штаб. В нем было три главных вывода: 1) была использована специальная бомба; 2) от ожогов можно защититься, если прикрыть тело; 3) появился слух, что бомба того же типа будет сброшена на Токио 12 августа. Арисуэ вручил доклад местному командиру гарнизона и велел отправить его немедленно. На следующее утро после завтрака он обнаружил, что его депеша до сих пор не отослана. Он устроил офицеру страшный разнос, и донесение было сразу же передано по радио. Таким образом, только утром 8 августа Генштаб впервые получил подтверждение из первых рук о произошедшей катастрофе.
Профессор Нисина и его группа прибыли в 4 часа пополудни в этот же день, и он мог дать экспертную оценку ландшафту Хиросимы. Ученый увидел город с воздуха и точно определил, что «только атомная бомба могла вызвать такие разрушения». Он провел исследования на местности и подсчитал, изучая расплавленную черепицу домов, что температура достигала 2000 градусов. Это никак не могла быть конвенциональная бомба. Другие наблюдения подтвердили ядерный характер взрыва, и Нисина сообщил об этом в Генеральный штаб.
8 августа маршал Хата, командующий армией Западного округа со штаб-квартирой в Хиросиме, прислал свое донесение о разрушениях. Те люди, что были одеты в белую одежду, получили легкие ожоги, как и те, что были в укрытиях. Более важно — это то, как сказал Хата, что бомба взорвалась в 8 часов утра, это было время, когда во многих домах люди готовили завтрак на огне. Возможно, это тоже способствовало быстрому распространению огня и появлению многих обожженных.
Также в это же время командование флота направило начальника гарнизона в Осаке в городской университет, с тем чтобы тот пригласил к ним физика профессора Асаду. Профессор жил в близлежащем Кобэ, и он едва не погиб 6 августа, когда по городу был нанесен в два часа ночи бомбовый удар. Его дом полностью сгорел. Теперь он стоял среди дымившихся развалин, рассеянно роясь в обгорелых вещах, когда какой-то прохожий с портативным приемником в руках остановился рядом и сказал ему, что бомба особого типа была сброшена на Хиросиму и сильно ее разрушила. Адмирал, который вызвал к себе Асаду два дня спустя, сообщил ему, что, по заявлению противника, это была атомная бомба, и попросил ученого исследовать последствия взрыва.
Доктор Асада ответил согласием, и, так как его одежда сгорела в пламени пожара, ему выдали морскую униформу, ботинки и рюкзак. Со счетчиком Гейгера и другим техническим оборудованием он ходил по городу, исследовал уровень радиоактивности; ему помогали в этом три морских офицера и команда из десяти матросов, которые переносили инструменты. Однажды им выпала обязанность разгрузить прибывшие 9 августа контейнеры с продовольствием для разрушенного города. Они перемещались в основном ночью, чтобы избежать опасности бомбардировок и обстрелов на бреющем полете, чаще всего подобному нападению подвергались днем поезда, что приводило к их задержке в пути иногда до трех часов.
Хранитель печати Кидо торопился 6 августа в резиденцию Хирохито, чтобы сообщить ему о новом бедствии. Его принял император спустя час после воздушной атаки. Выслушав Кидо, рассказавшего о том, что по Хиросиме был нанесен удар новым типом оружия, которое уничтожило десятки тысяч мужчин, женщин, детей и оставило после себя пустыню, божество реагировало, как простой человек. «Он был, — говорит Кидо, — охвачен горем и скорбел о невинных гражданах, ставших жертвами».
«В этих обстоятельствах, — произнес с трудом Хирохито, — мы должны принять неизбежное решение. Не важно, что случится с моей безопасностью, мы должны положить конец этой войне и сделать это как можно быстрее, чтобы трагедия не смогла повториться».
Обрывочная информация, пришедшая 7 августа, только усугубила всеобщее чувство ужаса. Противник продолжал передавать по радио сообщения об атомной бомбе, и правители Японии были почти убеждены, что это не было пропагандой, но чистой правдой. До Кидо дошли сведения о 130 тысячах убитых и покалеченных. Армия и флот официально заявили о том, что ведется расследование.
Когда правительство собралось на заседание в этот же день, Того принял на себя инициативу и процитировал сообщение американского радио, что Хиросима была разрушена атомной бомбой, что этот новый вид оружия революционизирует ведение боевых действий и что еще большее количество бомб посыплется на Японию, если она не начнет переговоры о мире. Скептически относясь к пропагандистским преувеличениям, Того все же сказал коллегам по кабинету, что это оружие «коренным образом меняет всю военную ситуацию и дает обоснованный повод для окончания войны».
Того имел в виду, что с появлением этого «сверхоружия» командование армии и флота получают возможность капитулировать и одновременно спасти свое лицо. Указывая на атомную бомбу, они могут сказать, что «ввиду этого новейшего оружия дальнейшее сопротивление безрассудно и невозможно, и что, несмотря на то что они готовы, как всегда, пожертвовать своими жизнями ради выживания нации, они вынуждены посоветовать закончить войну». Однако военные не пожелали пойти по такому пути.
Министр иностранных дел предложил кабинету рассмотреть предложение о мире, основанное на Потсдамской декларации. Но не только другие министры не поддержали эту идею, военный министр Анами категорически отказался от нее. «Любое подобное предложение ничем не оправдано, — настаивал он. — Более того, мы даже до сих пор не знаем, была ли эта бомба атомной. До тех пор, пока мы не получим результаты расследования, мы не должны предпринимать каких-либо спонтанных действий». Того сразу же сделал вывод, что армия намерена минимизировать впечатление от бомбардировки и отрицать применение ядерного оружия.
Министр внутренних дел Абэ, которому присылали донесения из всех отделений гражданской полиции страны, представил ту скудную информацию, что была получена от полицейских Хиросимы. «Одним словом, — подытожил он, — бомба неизвестного типа, совершенно не похожего на все другие прежние, была сброшена на Хиросиму. В результате взрыва бомбы было убито огромное число горожан и почти все здания были разрушены. Хиросима полностью опустошена».
Несмотря на все новые свидетельства, которые требовали принятия немедленных мер, кабинет закрыл заседание, ничего не решив. Правительство Японии решило на данный момент ничего не предпринимать.
Утром в среду 8 августа была «отличная погода», как сообщает в своем дневнике Кидо. В 10:20 его навестил его друг Сигэмицу, бывший министр иностранных дел. Кидо приветствовал его визит, потому что ему было необходимо обговорить актуальное событие с умевшим трезво рассуждать человеком. Они обсудили атомную бомбардировку и ее последствия. И Сигэмицу опять вернулся к своей вечной теме: император должен немедленно отдать приказ об окончании войны. Вопрос был в том, как этого можно было добиться.
Того получил аудиенцию у Хирохито этим утром. Неожиданно прозвучавший сигнал воздушной тревоги заставил императора и дворцовую обслугу поспешить в бомбоубежище. В убежище Того напомнил императору о том дне, когда американцы сделали заявление об атомной бомбе, и посоветовал закончить войну, сказав, что это крайне необходимо. Хирохито, уставший от бесплодных и безрезультатных попыток добиться мира, которые не принесли ничего, но только ухудшили положение, поддержал намерение Того.
«Кроме того, — предупредил Хирохито, — если страна не в состоянии больше продолжать борьбу и противостоять такому оружию, Япония не должна упускать мирного шанса. Не следует и дальше продолжать тщетные попытки добиться более выгодных условий капитуляции. Слишком слаба надежда на это, поэтому все усилия должны сосредоточиться на быстром окончании войны». Затем он добавил: «Передайте мое мнение премьер-министру».