Однако выступление Анами стало для его офицеров подлинным потрясением. «Молодые тигры» узнали всю правду. «Известие о решении императора просто взорвало наши умы», — свидетельствовал Такэсита. И у него, как и у других офицеров, выковалась, словно железо в горне, решимость действовать. Его взгляды разделялись другими военными, и они были просты.
«Роспуск японской армии и оккупация страны иностранными войсками приведет к тому, что мы будем вынуждены вмешаться и сорвать намерения оккупационных войск. Поскольку наша императорская форма правления выше понимания иностранцев, практически нет никакого сомнения в том, что оккупанты в итоге заставят нас изменить ее, как они того желают. Поэтому четыре условия, предложенные военным министром и начальником армейского штаба, будут абсолютно необходимы для сохранения власти императора. Если она рухнет, вопрос выживания в войне потеряет для народа всякий смысл.
Император заявил, что обязательно придет то время, когда государство возродится, но если только оно сохранит свои корни. Однако так ли это на самом деле? Заявление императора надо рассматривать в аспекте идей Реставрации Мэйдзи и заветов императорских предков. Несмотря на вынужденное временное неповиновение власти ныне правящего императора, чего, несомненно, следует избегать, поступать согласно желаниям его царственных предков означает в итоге быть преданным трону в более широком и глубоком смысле этого слова. Согласно представлениям Востока, недостаточно только строго выполнять императорские указы. Увещевать и умолять императора изменить свое мнение, с другой стороны, — это выражение истинной к нему лояльности. (Фраза Такэситы «увещевать и умолять императора» обрела зловещий смысл после того, как он переговорил со своими соратниками в Бюро военных дел после окончания собрания.)
На флоте в этот день было столь же неспокойно после принятия «невыносимого» решения. Главные работники министерства флота и Генерального штаба, по словам адмирала Тоёды, «изучили сложившуюся ситуацию и отметили, что напряженность с каждым часом все возрастает». В старом министерском здании из кирпича и камня кружили слухи. Понимая, насколько вредно воздействуют они на персонал, Тоёда и министр флота Ёнаи совместно составили инструкцию для всех морских офицеров.
Флотские командиры напомнили морякам об их вечном долге перед империей и открыто признали, что 10 августа императорское правительство начало дипломатические переговоры об окончании войны, при условии сохранения национального государства. Тоёда и Ёнаи предостерегали моряков об опасности подрывной пропаганды, призывали не дать ей увлечь себя и сохранять дисциплину и порядок.
Более того, адмирал Тоёда получил известие о возможном заговоре с целью убийства «белого слона» — адмирала Ёнаи. Давняя оппозиция военного министра армии Пакту стран оси и войне была хорошо известна. Экстремистам было легко прийти к выводу, что он был главным инициатором и архитектором мирных переговоров. Тем самым он был отличной мишенью для тех, кто был готов сражаться до последнего.
Адмирал Тоёда прекрасно знал, кто был радикалом номер один на флоте. Он сидел в соседней комнате, и это был заместитель Тоёды и заместитель начштаба. Это был Такадзиро Ониси. Будучи «отцом» самоубийственной тактики — атаки камикадзе, Ониси был намерен идти до конца. Он приветствовал финальную битву и партизанскую войну; он требовал перейти в решительное наступление. Человек, который послал более 2 тысяч морских офицеров и рядовых в бой в один конец, был примером фанатизма на службе.
Начальник штаба зашел в соседнюю комнату и поговорил со своим заместителем. Он заявил Ониси о «недопустимости необдуманных действий». И начштаба заверил его, что он, со своей стороны, сделает все возможное, чтобы защитить страну и честь флота. Тоёда то же самое повторил своим подчиненным, занимавшим ключевые посты. Все они согласились с ним, и внешне дисциплина сохранялась, как прежде. Но на тренировочной базе камикадзе, то есть на военно-воздушной базе Ацуги, совсем рядом с Токио, начали проходить собрания недовольных и возмущенных последними событиями военных, инициаторами которых были их командиры.
Особой обязанностью мудрого советника Хирохито маркиза Кидо в тот день, после принятия «невыносимого» решения, было собрать всех основных государственных руководителей Японии и объединить их в поддержке инициативы императора и не дать им выступить против мирных переговоров. Кидо ворвался в политическую жизнь страны подобно вихрю.
Его день начался с длительной аудиенции у Хирохито, которая продолжалась с 9:30 до 11:10 утра, во время которой был обсужден широкий круг вопросов, включая судьбоносную конференцию и принятие планов на ближайший период времени. Кидо еще раз заверил его величество, что его решение было единственно возможным, а затем они обратили свои взоры в будущее.
Вторая половина дня была посвящена встречам с двумя адмиралами, бывшим хранителем печати и семью государственными деятелями высшего ранга и бывшими премьерами, представлявшими дзюсинов. Это были авторитетные политические деятели, которые могли поддержать начало переговоров о капитуляции (которую иносказательно назвали «прекращением боевых действий»).
В 2:30 дня высшие государственные деятели встретились с министром иностранных дел Того в резиденции премьер-министра на брифинге, который предшествовал аудиенции у императора. Министр, открывая дискуссию, представил факты в своей обычной сухой деловой манере.
Генерал Куниаки Койсо поинтересовался, каким образом Потсдамская декларация может сказаться на вооруженных силах Японии. Того ответил, что она предполагает серьезные ограничения, хотя о разоружении не говорилось. В документе были фразы «покончить с милитаризацией» и воспрепятствовать «перевооружению в военных целях». Койсо, выступавший с позиций «последовательного защитника интересов Японии», протестовал против этого. Руководясь божественной волей, объяснял он, японцы издревле имели право на владение оружием. Иначе было бы невозможно защитить национальное государство! Его возмущало и вызывало протест подобное решение.
Генерал Хидэки Тодзё соглашался в этом с Койсо; в своем выступлении он пытался доказать, что принятие потсдамских условий означало самоубийство для Японии. Он горячо возражал против утверждений Того, что обещание сохранить национальное государство якобы сможет защитить страну. Наконец, кивнув своей коротко стриженной головой, Тодзё сдался, заявив, что если принятие Потсдамской декларации было желанием императора, то ничего сделать уже невозможно и ему нечего больше сказать.
Другие дзюсины — Окада, Хиранума, Абэ, Вакацуки и Коноэ — поддержали предложение о капитуляции. На этом встреча закончилась, и дзюсины уехали во дворец.
Император принял их и обратился к ним с просьбой быстрее покончить с войной; каждый приглашенный произнес краткую речь, а затем они разъехались. Все мероприятие заняло 55 минут. Кидо и император посоветовались в течение десяти минут между собой, а затем Кидо вернулся к своим делам.
Ранним утром В-29 все еще были видны в небе Токио, когда учтивый Кайнан Симомура, председатель Информационного бюро кабинета, положил перед военным министром, министром флота и министром иностранных дел черновой текст заявления. Симомура и его подчиненные учли при его написании все с таким трудом сформулированные на последнем заседании Кабинета министров предложения.
Каждому трезвомыслящему человеку было понятно, что новость о капитуляции Японии вскоре сообщат всему миру радиостанции союзников. Японцы за границей, имея больший доступ к коротковолновым приемникам, быстро узнают о неизбежной капитуляции. Даже в самой Японии, где было запрещено слушать западные радиостанции, стало известно об объявлении Советским Союзом войны и о «просьбе Японии о посредничестве», что было косвенным свидетельством о проведении каких-то закулисных переговоров.
Однако кабинет избегал окончательного решения вопроса, каким образом следовало информировать население. Слишком многие из Кабинета министров были против диалога с общественностью. Они опасались взрыва народного возмущения, возможно бунта. А что говорить об армии! Кто мог бы сдержать гнев солдата, узнай он правду?
Наконец, компромисс был достигнут. Во-первых, было решено ничего не сообщать об императорском решении. Во-вторых, в случае если союзники примут условие Японии, предполагалось опубликовать официальный документ за подписью императора. В-третьих, кабинет поручал Симомуре, который также являлся редактором ведущей японской газеты «Асахи», подготовить специальное заявление для общественности о произошедших изменениях. Необходимо было подготовить людей к возможным политическим переменам.