Да ведь она и не пострадала. Ни разу.

Может ли ее враг быть настолько коварным, что хочет как можно дольше мучить ее? Возможно, его цель – запугать ее. И он желает показать, что легко может отобрать у нее того, кого она любит, если не получит денег?

А в их число теперь вошел ее муж, человек, которого она знает всего девять дней. В полночь будет десять.

Она заворочалась и села, вспомнив одну его фразу: «Я понял, что могу умереть, так и не познав тебя, и эта мысль показалась мне невыносимой, невозможной».

Недоверчиво фыркнув, Александра почувствовала, как ставшая уже знакомой ноющая боль поселилась где-то в нижней части живота. Интимные мышцы сжались вокруг пустоты, и она вскочила.

Нет времени на размышления, тем более что ее настроение может измениться. Она поняла, что де Маршанд может остаться единственным мужчиной, познавшим ее. И ее муж может оказаться прав.

Она может умереть, так и не занявшись с ним любовью. И эта мысль была невыносимой. Невозможной.

Особенно сейчас, когда охватившее ее желание было сильнее страха.

Александра подошла к двери и прижалась к ней ухом. В щели под дверью все еще был виден тусклый свет, но никаких звуков слышно не было.

Глубоко вздохнув, она взялась за ручку и приоткрыла дверь.

И услышала свое имя раньше, чем успела сделать шаг.

При виде Пирса способность мыслить ее покинула. От живописной картины, открывшейся перед ней, стало трудно дышать, и Александра в одночасье забыла все слова, которые готовилась произнести. Она стиснула дверную ручку так, что побелели пальцы. Кровь шумела в ушах.

Редмейн лежал на краю кровати – глаза закрыты, голова откинута назад, открывая незащищенное горло. Одна нога вытянута на белоснежной простыне, другая свесилась на пол. Одна рука вцепилась в простыню, другая сомкнулась вокруг фаллоса и ритмично двигается.

Сердце Александры совершило немыслимый скачок и застряло где-то в горле. Ей пришлось сделать несколько судорожных глотательных движений, чтобы вернуть его на место. Она не могла отвести глаз от руки, двигавшейся вдоль большого толстого древка.

Его лицо исказила гримаса боли… или это была не боль? Он зажмурился так сильно, словно больше никогда не собирался открывать глаза.

Ветерок, проникавший в открытое окно, шевелил упавшую на лоб прядь. Мужчина шумно натужно дышал.

Секунду – или вечность – Александра завороженно смотрела на фаллос. Он был немного темнее, чем лежащая на нем рука, толстый и длинный.

Он ни за что в ней не поместится! Такого просто быть не может!

Ее интимные мышцы снова сжались. Между ногами почувствовалась влага.

Пирс довольно заворчал. Его рука продолжала ритмично двигаться вдоль естества, и он прошептал ее имя. А потом простонал его.