— Что ж, — обратился я ни к кому конкретно, — посмотрим, стоили ли эти месяцы ожидания всего лишь тридцати минут, — вытащил еще пару золотых и бросил ему, в это же время, осматриваясь вокруг. Зал императорской библиотеки поистине поражал своими масштабами. Под небосводом куполом свисала огромная люстра, а полок было не счесть сколько. Ряды бесконечны; вдоль них горели дополнительные огни ламп. Но мне была нужна одна. Обернулся к нему, уловил его кивок и двинулся в сторону левую от «кристаллового» входа.

Казалось бы, представляя эту минуту, я сокрушенно в фантазиях испытывал ничем не различимое возбуждение лишь от одной мысли. Стоя же здесь, голова охладилась, словно брошенная в ледяной пруд. Месяцы окучивания, обрезания хвостов, не вызывания подозрений, найти подкупного клерка, многие из которых являлись фанатиками своего дела, будто слуги пантеона — наконец, пришли к достигаемому результату. «Меня не остановить» — съедаемая мысль внушала тот самый холод.

Я прошел с десяток рядов, пока не очутился перед тем самым.

— Ты что, твою мать, издеваешься? — выругался я на клерка, который так и остался там, у прохода, и не слышал меня.

Книги были прикованы толстыми цепями. Я заплатил, куда большую цену, рассчитывая, что унесу с собой, а на деле же оказалось, что… «Так ведь можно и страницы вырвать» — не сразу сообразил я. «Но все не вырвать, а как узнать, какие точно нужно — это необходимо прочесть книги целиком, но время…» — гнев порождался во мне, но нельзя было терять драгоценные секунды, поэтому я принялся открывать одну за другой, и, не читая, лихорадочно вырывал листы.

— Этим книгам не одну сотню лет вообще-то, — тяжелый голос раздался у меня за спиной. Я резко, даже слишком резко, обернулся. — Впрочем, я тоже не сильно книги люблю. Не понимаю я их. Что в них можно найти такого, чего не найти в жизни? Чему они могут научить такому, чему не научит жизнь? Волкер, однако, видит в них все. Кстати, думаю, он сильно разочаруется, когда узнает о тебе.

— Вы довольно разговорчивы сегодня, — ответил я Вэлиасу. Глаза забегали, но забегали осторожно, не выдавая себя. Кажется, он был один, но зная его, все, что я видел перед собой — обман.

— Ты просто меня плохо знаешь. Я, видишь ли, люблю поболтать перед тем, как убью своего собеседника. Мертвецы ведь никому не расскажут, что услышали.

Он стоял, прислонившись плечом к полке, откровенно издевательским взглядом смотря на меня. Как всегда весь облаченный в черное, он напоминал пришедшую смерть, только без косы, и лицом свежее.

— И давно вы меня выслеживаете?

— С того момента, как ты мне не понравился: с первого дня, — ухмыльнулся он. — Да, таких, как ты нужно держать на контроле постоянно. Вы иногда полезны… до поры до времени, но почему-то всегда сворачиваете не туда. Хотя как почему — ответ очевиден: честолюбие. Но само по себе, признаюсь, считаю честолюбие не плохим качеством. Необходимым даже. Плохо, что оно смешивается с эгоизмом. Ты талантлив и способен, отрицать не буду, и многое успел сделать для города.

— Но вы решили меня убрать, — перебил я его.

— Будем честны, скоро твой вред преувеличит твою пользу.

— Необоснованно и абстрактно.

— Ты не первый, ты и не последний. Знаем, проходили, — выдохнул он как-то тяжело.

Я молчал, давая ему говорить. Продумывал ходы, но вместе с тем замер, не зная, что делать, кроме очевидного прямого прорыва. Но вот незадача: мой враг — сам Тёмный. Я не знал его прямой силы, да и никто, думаю, не знал, но слухи порождены, как мне кажется, не из ничего.

— Ты знаешь, что Нумед увлечен тобой? Говорит, что за таким, как ты будущее. Нужно только поддержать и прочее. Волкер же вообще считает тебя своим преемником. Обычно он убирал, назовем так, «неугодных». А вот тебя решил взращивать. Эх, — выдохнул он снова тяжело, — эта их наивность… устал я все подчищать. Конечно же, после такого меня назовут Тёмным, и какие там еще есть звучные имена.

— Так вот в чем дело, — уловил я суть. — Дело не в честолюбии или эгоизме, а в зависти, не так ли? Императора все любят, он великий. Архимага все чтят, он знающий. А кто такой Вэлиас? Пугало, детская страшилка. Их любят, уважают, а Вэлиаса боятся и тихо ненавидят, когда, как он все делает на благо империи. Это благодаря ему они живут так хорошо и спокойно. Это Вэлиас защищает их от врагов. А теперь появился я, популярность которого растет с каждым днем, и скоро народ его тоже начнет любить; но Максимилиан ведь на самом деле прохиндей. Никто этого не видит, а я вижу. Какое самопожертвование, сколько благородства, всю грязную работу взял на себя, а люди все равно ненавидят. Бедный, бедный Вэлиас, и как он только все это терпит.

Он медленно скрестил руки, оставаясь неподвижным, а на лице застыла странно искривленная улыбка.

— Вот бы… — не дал я ему договорить, уповая на неожиданность, бросил черный сгусток.