— Непонимание или непринятие? — я уловил, о чем он, поэтому средством поддевки решил вызвать в нем гнев. Мне хотелось сейчас именно задеть его за живое от того, что у меня тоже была своя непереносимость: ненавижу, когда люди ниспадают до отговорок.

— На что ты намекаешь? — повернул он ко мне голову.

— Малец тебя одолел.

— Вообще-то я его…

— Да, но это и есть одолел. Он вообще не должен был уйти.

— Он предстал способным.

— А то мы этого не знали. Вот так напасть, — что-то раздражение выпирало во мне все сильнее с каждым его препирательством, едва я уже начинал себя сдерживать.

— Как знаешь. Можешь считать, что хочешь и думать обо мне, что хочешь, я не стану оправдываться за это. Он ушел; я его упустил. Здесь я опростоволосился. Но это не было недооценкой с моей стороны; не было легкомыслия. Я что-то упустил. Чего — не могу понять. Чего-то что выше меня.

— Вэлиас, я наблюдал тебя в бою. И если то, что ты говоришь точно, то уже после второго удара он должен был пасть. Жизни, возможно, не лишился бы — уж не знаю, сколько ты приложил, — но в темнице находиться уж непременно. Теперь, прошу тебя, отбрось все невозможное, и дай ответ как оно есть: он силен или это твоя ошибка?

Он молчал. По вискам прошлась морщинка, выдавая в нем борьбу. Человек, не привыкший оставаться в проигрыше, сейчас недоумевал, не зная, как найти ответ. Точнее тот отклик, что его устроит. Вариант, что он мог ошибиться отпадал сразу же, поэтому я видел, как внутри ему приходиться извращаться, дабы найти что-то вразумительное. Хотя ответ ему пришел сразу же, но он, как бы говоря, отбросил его на периферию и перебирал множество других вариантов, однако, знаю точно, всякий раз возвращался к одному, но, снова же, засада — нельзя признать, ибо тогда разрушиться его бастион. Человек сначала начнет обдумывать то решение, что раньше бы сделал, даже не задумываясь; затем легкие сомнения начнут прокрадываться в его разум; в конце концов, некогда само олицетворение уверенности, сожрет само себя и человек потеряет собственное. Как итог, вместо самого надежного из людей, я получу медлительного, впоследствии, ошибочного в своих суждениях и решениях человека.

— И то, и другое: он силен, и ошибка моя, — наконец, не без обиды, но все еще с достоинством ответил он.

Я тихо вздохнул. Удалось избежать самого наихудшего.

— Хорошо, — коротко кивнул я, давая понять, что эта линия разговора окончена. — Что он там искал?

— Судя по отсеку, записи первого императора.

— Это я знаю. Я спрашиваю, что именно он надеялся в них найти, — объясняющим тоном произнес я.

— Наверное, тогда изначально надо было так и спросить. Я не знаю, что он там искал. Мы не очень успели поговорить.

— Так вы еще и говорили. О чем? Он сказал что-то важное?

— Будь что-то важное, я бы уже тебе сообщил, — дернулся моментом его голос, что меня заставило натолкнуться на подозрение, впрочем, которое я тут же отбросил. Нечего излишне быть дотошным.

Мы помолчали. Всё крутилась в извилине мысль вокруг его странного поведения. Даже не странного, ибо все же какими-то фибрами, может теми самыми необъяснимыми чувствами, как интуиция или чуйка, я предрекал это, меня более всего задевало, почему он оказался именно в библиотеке. То есть, опять же, даже не в библиотеке, потому как там и правда много всего можно найти. Даже те же свитки со знаниями великих магов прошлого, той магией, изучение которых запрещено, я бы сказал, не положено, как это всегда и бывает, массам, за исключением определенных лиц. А больше всего поражало, какие объекты стали целью его ловли. Кому нужны эти книги вообще? Разве что только всяким повернутым на истории зависимым, по типу Волкера. В них, в тех строках, что нам все же удалось расшифровать, не содержалось ничего занимательного, кроме лишь скудных его взглядов на эти или иные вещи, да пару личных рассказов, о которых и без оных было известно. Наталкивает ли это на мысль, что парень не особа и знал, что искать, а бежал наугад, лишь зная все в общих чертах? Бежал за великими тайнами, а украл лишь реликвию, красивую, ценную, как артефакт, но абсолютно бесполезную, как знание. Тогда остается только усмехнуться, а то и вовсе посмеяться над ним. Не стоило оно того, парень, ой как не стоило.

— Много? — нарушил я мимолетно установившуюся тишину.