— Да в Среднюю Азию, дядя Герасим, — ошарашенно (вот ведь, не надеялся на такой поворот дела!) отвечает Петька. — Там, в газетах пишут, большие дела зачинаются. Кличут нас, молодых, сельское хозяйство поднимать.

— В Среднюю Азию, значит... Бывал я в тех краях, когда банды басмачей гоняли... Что ж, дело великое. Но помни, Петро, земли там серьезные, большого труда и пота потребуют. И коль выдюжишь, не спасуешь, хорошую страницу в свою биографию впишешь. Езжай!..

И бывает же такое! Сон во сне! Будто он, Петро, ну никак не может проснуться на своем жестком топчане. А вбежавший в барак парнишка, тоже тракторист из их совхоза «Яккобаг», все трясет и трясет его за плечо, повторяя рыдающим голосом:

— Товарищ бригадир! Ну, товарищ бригадир! Да проснитесь же! Басмачи, басмачи на меня напали! Трактор спортили, сам еле жив ушел. Ну, товарищ бригадир!

...Сразу и понял, что трясут-то его за плечо уже по- настоящему. И взволнованный голос стрелка-радиста Воробьева бьет в самые уши:

— Товарищ старшина, да проснитесь же! Фашисты!

Сразу встрепенулся, мазнул рукой по лицу, сгоняя сон. Прильнул к прибору. Еще ночь, ничего не видно. Какие фашисты?..

За спиной негромко переговаривались Назаренко с Липатовым:

— Ишь, со светом идут... И ни охранения, ни разведки не выслали. Знать, не опасаются...

— По гулу моторов — грузовики. Колонна... Досылай осколочный. Сейчас я по переднему, в самые фары врежу...

Теперь уже и Петр услышал натужный рокот моторов, увидел покачивающиеся светлячки фар. Колонна продвигалась с трудом. Но все-таки продвигалась, приближалась к окраине деревни.

...Выстрел грохнул резко, неожиданно. И сразу же впереди, метрах в двухстах, вспыхнуло яркое пламя. Это загорелся головной грузовик.

Назаренковский выстрел послужил сигналом для других танков взвода. Они открыли беглый огонь. И редко какой снаряд не достигал цели — колонна уже с голов до хвоста освещалась заревом пылающих машин.

В течение часа все было кончено. Тридцатьчетверки прошлись вдоль расстрелянной колонны, сбивая на обочины горящие грузовики, ведя огонь из пулеметов по разбегавшимся гитлеровцам. Не многим из них удалось уйти, раствориться в ночи. Да и то спасало их, что танки не рискнули залезать в огромные сугробы, а повернули назад.

— Ну и наделали же мы из фашистов лапши! — взволнованно повторял Воробьев, поглаживая тело своего pазогревшегося от стрельбы курсового пулемета. — До полсотни грузовиков разбили! А уж солдатни раза в три больше уложили! Верно, товарищ старшина?

— Верно, Миша, верно, — кивнул Трайнин. И вдруг представил себе мертвые, со снежинками лица механиков-водителей старшины Ишмапулова, старшего сержанта Жаденова, командира взвода старшего лейтенанта Котова. И закончил с вспыхнувшей в душе вязкой злобой: — Но так им и надо, сволочам! За жизнь нашу испоганенную, за гибель людей наших! Кровь за кровь, смерть за смерть! И не иначе!