— Ничего, не унывай, старшина, выручим твоего дружка Блинохватова. А то, глядишь, он и сам ночью сюда приползет.
— Живой ли? Может, их всех там из пулеметов-то...
— Вряд ли. Я вот, когда автоматчиков отгоняли, специально за теми тридцатьчетверками наблюдал. Фашисты еще до нашего огня залегли. Значит, встретили их там. Ну а коль встретили... — Лейтенант понизил голос. — И еще тебе об одном скажу. Комбриг разведку тут во все концы рассылал. Искать пути обхода этого орешка. Но... Слышал я, ни с чем вернулись разведчики-то. Снегу, говорят, вокруг — и танкам такие сугробы не осилить. Какой отсюда вывод? Да такой, что хочешь или нет, а нам Прокудино не миновать, через него придется пробиваться. Когда? Мыслю, ночью. Дневные-то атаки ни к чему не привели. Так что будь готов!
И ведь верно мыслил взводный Назаренко! Командир бригады действительно планировал атаковать Прокудино этой ночью. И поломал его планы не кто иной, как... старший сержант Блинохватов! Он смог-таки с наступлением темноты пригнать израненную тридцатьчетверку в расположение бригады!
Привез и погибших своих товарищей по экипажу.
— Когда нас подбили, — рассказывал он обступившим его танкистам, — то первое, о чем подумал, — в моторное снаряд угодил. Двигатель сразу заглох. Ну выскочили мы. Осмотреться, значит. Глядим, а снаряд, сбив с левой стороны средний каток, наполовину в бортовую броню вошел. Тут меня и осенило: не иначе он своим носом мне тягу топливную перебил, ведь как раз на уровне ее и всунулся. Ну нырнул снова через десантный люк. Попробовал педаль — точно неживая. А сразу-то и не доглядел...
Слышу — очереди по броне. Одна, другая... Это они, гады, по остальным из экипажа... Те почему-то не через десантный, а в верхний, башенный, люк полезли. Ну и...
Вылез, обполз танк. Точно, один остался. И командир, и башнер, и стрелок-радист на снегу лежат...
А тут автоматчики из деревни бегут, отбиваться надо. Я снова в танк. Люки захлопнул и из курсового по ним. Потом вы начали снаряды класть.
Сижу в танке, маракую, как мне с тягой быть. Вспомнил: у нас же бревно для самовытаскивания проволокой прикручено! Вот он выход!
Темноты дождался, отмотал проволоки подлиннее, прикрутил один ее конец вместо снятой тяги перебитой, протянул напрямую от насоса в танк через люк башенный, завел двигатель. Погрузил ребят. И, потягивая за проволоку, задним ходом пошел. Разворачиваться-то боялся, потому как фрицы всполошились, огонь открыли. А ну как в корму угодят! А лобовая броня надежней. Вот так и дополз...
— Ну а другая-то тридцатьчетверка что же? — спросил Блинохватова кто-то из танкистов. — Не подметил, что у нее?
— Видел, как не видеть, — ответил старший сержант. — Она ж неподалеку от нашей стояла. Ленивец у нее сбило. Ну и гусеницу, естественно. А экипаж... По нему ведь тоже — из пулеметов. Не успели ребята устранить неисправность...
— А ведь неисправность-то — так себе, пустяковая. Минут на пятнадцать работы, не больше, — выслушав Блинохватова, задумчиво сказал Трайнин. — Вот если б... — И вдруг обратился к стоявшему тут же Хватову, попросил: — Товарищ старший лейтенант, разрешите мне ту тридцатьчетверку пригнать?
— Как — пригнать? Вы что, в одиночку хотите ходовую исправить? Ведь слышали же...
— Ну почему в одиночку. Своего башнера со стрелком-радистом возьму...
— А как до танка доберетесь? — спросил старший лейтенант Хватов. — Смотрите, какую иллюминацию немцы над полем повесили. Будто днем все видно. Да и стрелять теперь всю ночь будут...
— А мы маскхалаты у автоматчиков возьмем, — настаивал на своем Петр. — Наденем, никто нас на снегу не заметит. А там — где ползком, где перебежками... Разрешите, товарищ старший лейтенант?
— Что же, рискнуть, пожалуй, можно. Дело того стоит. Сейчас для нас каждый танк... — Хватова явно захватила идея Трайнина. Но он все же счел необходимым спросить у Назаренко: — Как, лейтенант, уважить просьбу твоего механика?
— Думаю, стоит, — кивнул Назаренко. — Больше того, я тоже пойду.