Казалось, и в самом деле Россию начнут теперь громить со всех сторон. Против неё оказалось уже не одна, а четыре державы! Однако международные дела теперь возглавлял не изменник Адашев. Ими руководил сам царь. Он повёл себя очень мудро. Определил: кто самый опасный противник? Польша и Литва. К Сигизмунду государь отправил послов. Но сделал вид, будто ничего не знает о коварстве короля, о его письмах к Девлет-Гирею. Послал такие же предложения, как Адашев: мир, союз против хана. Почему он так поступил? Потому что знал – по польским законам войну объявляет не король. Для этого нужно решение сейма. Соберутся паны и шляхта. Многие из них действительно желали союза против крымцев. Вот и пусть обсуждают, спорят. А Россия получит время подготовиться к новой войне.
Но шведскому королю Эрику царь ответил тоже грубо, насмешливо. Напомнил, как отлупили шведов в прошлый раз. Намекнул – два ханства задирались на нас, и где они? И помогло. Эрик сразу заговорил вежливо. Но тогда и Иван Васильевич сменил тон. Написал ему, что вполне можно договориться. Провели переговоры и заключили соглашение: в Прибалтике шведы и русские соблюдают перемирие на 7 лет. Мы их не трогаем, а они нас. Главное-то было одолеть Сигизмунда. А со шведами можно было и потом разобраться.
Датчане хоть и напакостили русским, но и им царь предложил – пусть забирают себе районы Ливонии, которые они заняли. Это были в основном острова, России они были вообще не нужны. Но за это датский король признал – остальная Ливония должна принадлежать царю. Мало того, Дания и Швеция дали русским разрешение на свободную торговлю. У нашей страны теперь был большой порт Нарва. Оттуда поплыли корабли с русскими товарами. А в Нарву стали привозить то, что требовалось России, – медь, свинец.
Искусство вести международные дела называют дипломатией. И Иван Васильевич показал себя блестящим дипломатом. Он открыл морскую дорогу в Европу – а ведь ради этого и начинали войну. В Нарву теперь приходило 170 кораблей в год из разных стран. В Дании и Швеции нашим купцам выделили подворья. Отсюда они ехали со своими товарами дальше: во Францию, Нидерланды, Испанию. А вдобавок царь помешал трём державам объединиться против России! Наоборот, перессорил их между собой. Шведы, помирившись с русскими, осмелели. Захватили один город у датчан, второй у литовцев. Те ответили нападениями на шведов.
Турецкий султан Сулейман, как и раньше, избегал открытой войны с Россией. Но вредил чужими руками, помогал крымцам. Иван Васильевич начал делать то же самое. С Турцией издавна враждовала Персия (Иран). Царь стал продавать персидскому шаху пушки и ружья. Тот был очень рад. Вооружал свою армию – против турок. Но и России была сплошная выгода. Персы отвлекали на себя войска султана. За оружие они очень хорошо платили. Поставляли в нашу страну шёлк, другие восточные товары. А русские могли перепродавать их в Европе.
Государь стал налаживать связи с Православной Церковью в Османской империи. Ведь там жило много христиан – греки, сербы, болгары, валахи, молдаване, грузины, сирийцы. От погибшей Византии осталась Константинопольская патриархия. Официально в Православной Церкви она считалась первой по рангу. Хотя она давно захирела. Турки притесняли христиан, брали большие поборы. Патриарху и священникам не на что было жить, чинить свои храмы. Иван Васильевич посылал им деньги. Туда ездили русские священники и монахи. А греческие, сербские, болгарские наведывались в Россию. Среди христианских народов в Турции узнавали о могуществе нашей страны. Говорили: Иван Васильевич – настоящий покровитель православных во всём мире.
Монахи на святой горе Афоне объявили, что Россия – «святое, великое, благочестивое царство, христианское солнце». А Патриарх созвал собор, постановили во всех храмах молиться за русского царя так же, как молились за прежних византийских императоров. Царь старался укреплять дружбу и с народами Кавказа. Чтобы здешние жители сами хотели быть вместе с русскими. Многие уже поняли, как это выгодно. Кабардинцы и черкесы приходили воевать в Ливонии, привозили домой богатую добычу. А если им угрожали враги, царь присылал на помощь казаков.
В то время на Руси считали, что взрослому мужчине нельзя долгое время жить без жены, а женщине без мужа. И тосковать по умершим слишком долго нельзя. Они перешли в другую жизнь, не надо их отвлекать рыданиями. Церковь дозволяла мужу уже через 40 дней после смерти супруги жениться на другой. Или жене через 40 дней после смерти мужа снова выйти замуж. А государя это касалось особенно. Всё государство представлялось как большой дом. В нём должен быть хозяин, но должна быть и хозяйка. Нет, Иван Васильевич не забыл Анастасию. До конца жизни сохранил искреннее чувство к ней. Но митрополит, священники, бояре намекали ему – пора найти новую царицу.
Особенно старались те вельможи, у кого были молодые дочери, племянницы, внучки. Станет государыней девушка из твоей семьи, и сам возвысишься. Но их надежды оказались напрасными. Царь услышал, что у самого сильного из кабардинских князей, Темрюка Идаровича Сунжалея, есть красавица-дочь Кученей. Пригласил её в Москву, и она понравилась государю. Симпатичная, умная, боевая. Могла и на коне скакать, и из лука метко стрелять. Её окрестили, дали имя Мария. Православную веру она приняла горячо, всем сердцем. А могущественного жениха просто боготворила. Но и для России получалось очень полезно. Мария была в родстве со многими кавказскими князьями. Теперь они становились родственниками царя. Равными с русской знатью. А значит, и Кавказ прирастал к России.
Летом 1561 года в Москве прошли празднества, очень похожие на те, что были 14 лет назад, в 1547 году. Тогда было венчание Ивана Васильевича на царство, а потом его свадьба. Но его венчал на царство митрополит, а византийских императоров – патриархи. Получалось, что в России обряд как бы ниже. Теперь Константинопольский патриарх Иоасаф и 13 греческих митрополитов и епископов прислали грамоту, что подтверждают: Иван Васильевич – настоящий христианский царь. В Успенском соборе была торжественная служба. Зачитывали послание Патриарха, его представители передали Ивану Васильевичу благословение на царское служение.
А вслед за этим состоялась свадьба царя с Марией. Опять праздновал весь город. Поздравлял государя и его молодую жену. Иван Васильевич, как и раньше, угощал всех людей, богатых и бедных. Но и сам поступил, как раньше. Они с Марией немножко посидели за столом, а потом пошли пешком молиться в Троице-Сергиев монастырь…
Но надвигалась и серьёзная война. Сигизмунд и его вельможи обрабатывали тех, кто выступал за союз с Россией. Панов манили: когда присоединим всю Ливонию, завоюем русские земли, вы там станете начальниками. Шляхтичей соблазняли: вы получите новые имения, ливонские и русские сёла. Римский папа, католические епископы и священники тоже внушали литовцам и полякам: с русскими надо воевать. Они враги нашей веры. Не признают унию. Вот так, постепенно, перетянули дворян на свою сторону. В октябре 1561 года созвали сейм. Он постановил: русских надо выгнать из Ливонии. А заодно отобрать у них Смоленск, Новгород, Псков – и что ещё получится. Править Ливонией был назначен наместник короля князь Радзивилл.
Считалось, что между Россией и Литвой ещё мир. Но Радзивилл со своими отрядами неожиданно напал на крепость Тарваст. Гарнизон из стрельцов отбивался больше месяца. А в Ливонии было много царских войск. Но воеводы повели себя странно. Князья Курбский, Курлятев, Серебряный вдруг принялись спорить: кто из них более знатный. Хотя до сих пор они были друзьями! Курбский и Курлятев состояли в «Избранной раде». А сейчас не желали друг другу подчиняться. Полки на помощь Тарвасту так и не выступили. Радзивилл взял крепость. И ведь у него были совсем небольшие силы! Царь узнал о споре воевод, послал нового командующего, Василия Глинского. Рать с запозданием выступила к Тарвасту, и Радзивилл побоялся вступать в бой. Бросил взятую крепость и отступил. Конница погналась за ним. Потрепала его уходившее войско.
Сразу оживился и крымский хан. Налетел захватить город Мценск. Но на южной границе воины всегда были наготове. Татар отбили. А у литовцев и поляков, как обычно, была отвратительная дисциплина. Шляхтичи лихо отплясывали на балах. Хвастались перед дамами, какие они храбрые. Но на фронт ехать не спешили. Знали, что у царя сильная армия. Как бы не попасть под раздачу. У Радзивилла и литовского командующего Ходкевича собрались только жиденькие отряды. Они налетали на русскую территорию, грабили сёла и поскорее убирались обратно.
Царских войск против них собралось гораздо больше. Но русские воеводы действовали из рук вон плохо. Вражеские отряды не перехватывали. В наступление не переходили. Писали царю, что это опасно. Дескать, там их ждут многочисленные литовские рати. Государь сердился, понукал их. Летом 1562 года неприятели опять перешли границу возле города Невеля. Полетел приказ Курбскому – перехватить их! Он повёл большой корпус, 15 тысяч воинов. Врагов оказалось 4 тысячи. Русских было почти в 4 раза больше. Но вместо того, чтобы кинуться в атаку и раздавить литовцев, Курбский почему-то остановился. Начал передвигать свой корпус то туда, то сюда. При этом развернулся боком к противнику. А литовские рыцари сомкнулись, сами понеслись вперёд. Врезались в русское войско и разгромили его. Оно побежало кто куда.
Для Сигизмунда эта победа стала лучшим подарком. О ней раструбили по всей Литве и Польше. Дескать, русские совсем слабые. Не умеют воевать! Шляхтичи, боявшиеся царских войск, ободрились. Хлынули на войну, королевская армия быстро выросла. А Курбский доложил, что храбро рубился, был ранен. Поэтому он не получил никакого наказания. Хотя рана у него была пустяковая (если вообще была). А уже позже выяснилось: перед сражением Курбский посылал к литовцам гонцов с какими-то письмами. Но это открылось только потом…
А Сигизмунд, начиная войну, рассчитывал не только на свои войска. Но и на предателей среди русских. На сейме он объявил, что «много бояр московских, много благородных воевод» недовольны царём. Считают его «тираном и извергом» и будут переходить на нашу сторону. Хотя Иван Васильевич не казнил ещё ни одного знатного преступника, даже заговорщиков. «Тираном и извергом» для бояр он стал только из-за того, что не позволял им хищничать, заставлял слушаться и соблюдать законы. Но литовцы стали забрасывать в русские войска и города свои воззвания. Писали, что Иван Васильевич – «бездушный государь», держит дворян в неволе, они должны только служить царю и России. Манили их переходить к врагам, и они получат такую же «свободу», как польские и литовские шляхтичи.
И начались измены. Перейти к Сигизмунду задумал Иван Бельский. Самый знатный из бояр, он возглавлял Боярскую думу! Он уже приготовился бежать с целым отрядом приближённых. Какой подарок был бы для короля! Враги тут же известили бы русских: видите, глава Боярской думы перешёл к нам! Значит, у нас лучше! Скольких людей это помогло бы соблазнить! Но вовремя узнали. Изменников арестовали. Доказательства были налицо. У Бельского нашли даже документ от Сигизмунда, чтобы его пропустили через границу. По закону за такое полагалась смертная казнь. Однако вдруг выяснилось, что царь… не может наказать знатных предателей!
Бельского могла судить только Боярская дума. А в законах был пункт, что преступника разрешается взять на поруки. Бояре дружно обратились к царю, что берут на поруки Бельского. Иван Васильевич был недоволен, что они заступаются за изменника. Но и законы нарушать не хотел. Сказал – ладно. Если ручаетесь, что он больше не изменит, внесите денежный залог. Назвал огромную сумму, 10 тысяч рублей. Бояр это не остановило. Они набрали 100 своих друзей, родственников. Сбросились по 100 рублей, вот и 10 тысяч. Бельского освободили, он снова возглавил Боярскую думу. Только мелких сообщников, собиравшихся бежать вместе с ним, били кнутом и отправили в ссылки.
А для князя Вишневецкого было уже привычно перекидываться то к одному, то к другому властителю. Сейчас он решил, что у литовцев будет всё же выгоднее. Перешёл обратно к Сигизмунду, выдал ему русские военные секреты, какие знал. Король обласкал его, вернул ему города Канев и Черкассы. Но днепровские казаки разделились. Вишневецкому подчинилась только часть из них. А другие обратились к царю. Сказали, что хотят и дальше служить ему, а не польскому королю. Они вспоминали Сечь на Хортице, ушли за пределы литовской территории и обосновались на Днепре за порогами. Как раз они и стали запорожцами. У них нашёлся новый предводитель, литовский князь Богдан Ружинский. У него с татарами были свои счёты. При набеге была убита его мать, где-то в плену сгинула молодая жена. Он ушёл к казакам. А Иван Васильевич отнёсся к ним с полным доверием. Стал присылать жалованье, боеприпасы, и они продолжили воевать против крымцев.