– Ищо ты сунься с языком-то! Какой защитник нашёлся! – он уничтожающим взглядом метнул глазами в сторону Миньки. – Вам, видно, не втолкуешь в ваши безмозглые головы, что хозяйство вести не руками трясти, а вы этого не понимаете. Всё на бахметку делаете, всё равно, что не своими руками. Неслушники! Разгильдяи! Как наёмники какие! – обрушился с укорами и руганью отец на сыновей. – Работать прилежнее надо, а не книжки пустые читать! – повысив голос прокричал он на Саньку.
Санька не стерпев стал вольно оправдываться:
– Что тебе мои-то книжки помешали, а ты хапай везде! Готов из-за сена в воду залезть!
Эти Санькины слова показались для отца крайне оскорбительными, он подскочив к Саньке приготовился нанести ему удар:
– Ты ещё чего-то бормочешь, оправдываешься. Что бельмы-то вылупил. Ты только у меня пикни. Я тебя сбрушу, у меня рука не дрогнет.
Не делая никаких поблажек и чтобы неповадно было осадил он Саньку. Его лицо злобно напрыжилось, руки судорожно затряслись, пальцы туго сжатые в кулаки готовы были обрушиться на притихшего присмиревшего Саньку.
– Что вы как разгневили отца-то! – послышался из кустов успокоительный голос Ивана Федотова, который кося траву на своём пае притаённо наблюдал за перепалкой в споре и вовремя обнаружил себя, предотвратив скандал, а то бы у Савельевых дело дошло до драки…
Собравшись около шалаша Савельевы наспех пообедали. Для первости костра не разводили, суп не варили, довольствовались привозной из дома готовой пищей. Ели варёные яйца с хлебом, пироги с молоком, вишню со сладкой водой и кашу. Обед прошёл в тягостно-пришибленном молчании, в унылом переглядывании и грусти. После обеда немножко передохнув отец, не приглашая ребят, молча взяв косу пошёл на косьбу, за ним лениво подтянулись и оба сына.
Доходя до кустов, отец оборотясь крикнул:
– Сено-то поворачивайте, пусть досыхает!
Манька, Анна и Ванька, взяв грабли принялись за вороченье наполовину высохшую траву. Откуда ни возьмись из-за кустов к Савельевым прибежал Колька Трынков, скача во весь опор он выкрикнул:
– А мы лачужку-балаган устроили!
– И у нас шалаш есть, – похвалился и Ванька.
Вскоре к ребятам присоединился и Санька Федотов. Все трое ребят начали бегать, резвиться по скошенной поляне, а потом побежали в густой лес. Азартно гонялись за птичками, искали гнёзда, залезали на дубья, снимая с них жёлуди. Набегавшись, наигравшись, разошлись по своим шалашам.
Под самый вечер по лугам раздававшемся эхом по густому лесу слышалось: «Заваривай!» Это косари, увлекшись косьбой, удалившись от своих станов и шалашей, перед концом косьбы приказно кричали своим помощникам, сушильникам сена, чтоб они разводили костёр и варя на нём суп, готовили ужин. Солнышко зашло уже совсем за густой лес. На лугах стало сумрачно и потянуло сырой прохладой. Василий Ефимович, по-хозяйски засунув руку в сенную копну, проговорил:
– Сено-то отволгло, завтра с утра растрясём, подсушим, а к обеду и на воз навивать можно. Давно ли с копны? – спросил он у Маньки.
– С час уже прошло, как стало вечереть, мы его с Анной и сгрудили, – ответила Манька.
– А что взлохматили всю копну? А ну-как дождь пойдёт, все сено промочит.
Ванька хлопотал около костра, он сбегал в лес, приволок оттуда сухих дров. Соблюдая в пылу костёр, он время от времени подкладывал в огонь сухие палки. В ведёрке, подвешиваемом над огнём, гоняя пену, бурля хлопотала кипела вода, со дна ведёрка кипением гоняло картошку, пшено и куски свинины – готовился суп. В эмалированном чайнике начинал кипеть чай с землянично-брусничной заваркой. Косари, умаявшись на косьбе, подойдя к шалашу устало повалились на траве около костра. Наваристый суп из свинины ели с большим аппетитом, а после ужина пили чай. В стане Федотовых, около их шалаша, тоже готовились к ужину. Пока бабы раскладывали еду, на разостланном столешнике, Иван пробовал кипящий на костре в ведёрке суп. Зачерпнув миской кипящий суп, он поднёс ложку к вытянутым воронкой губам, подув чтоб не обжечься, стал пробовать.
– Хорош суп: жирён и наварист. Наверно, мясной топор бабы для навара в нём варили. Вишь звёзды-то в ведёрке-то так и ходют, так и играют! – шутливо балагурил Иван, добродушно посмеиваясь и хваля свою похлёбку, в которой вместо мяса плавали сушёные грибы.