– Если только хвостом, а головой вряд ли, – успокоительно произнёс Филимон.
– Сгорим все, – высказала общее опасение Анна.
– Мы то уже пожили, а вот наши с вашими ребятишки жалко, они ещё ничего не видели на вольном свете, – с болью на душе сказала Любовь Михайловна.
– Это ещё хорошо, если она нас настигнет зимой, а ну-ка летом да в сенокос, всё село погорит, – полушутливо и полусерьёзно вставил в речь своё слово Яков.
– И в жнитво, пожалуй, не лучше будет, снопы могут вспыхнуть, – сведя беседу на шутливый тон, подметил молчавший до сего время Семион.
– Так и так гоже! – горестно вздохнув заметил Иван. – А ну-ка да она Земли коснётся хотя бы и хвостом – сметёт всё, что на Земле есть, и деревья, и постройки, да и нам несдобровать!
– Хотя и некогда мне, домой спешу и мимо бы вас мне пройти, да гляжу, вы что-то пригорюнились, дай, думаю, зайду, вашу печаль рассею, – с такими словами подошёл к толпе беседующих шедший по дороге Николай Ершов.
– Да вот мы тут про комету разговорились, как бы она нам чего плохого не настряпала, не дождавшись слов от пожилых, вперёд всех выпорхнул со своим болтливым языком Алёша.
– Да я тоже об этом мозгливо задумываюсь, – начал свою речь о комете Ершов, – только приходится успокаиваться предсказанием учёных, – как знаток астрономии добавил он.
– А что они пророчут? – полюбопытствовал Иван Трынков.
– Они зря-то нас не пугают. Говорят, что комета пролетит хотя и близко от земли, порядка не ближе десяти вёрст, но землю не заденет. – И обозрев всех сидящих, с недоверием задержав свой взор на незнакомце, Николай добавил: – А что самое главное, по словам гастрономов, комета-то пролетит не над сухим местом Земли, а над морем. А ведь всем известно, что земля к себе притягивает, а вода – нет! И искры, которые она будет разбрасывать, упадя в воду, погаснут. Так что, особенно расстраиваться нам не приходится, всё обойдётся благополучно.
– Ну, а горы как? Ведь они выше десяти-то вёрст, – допытывался Иван у Николая, приняв Ершова за знатока в этом деле больше, как Рахвальского.
– Ну что горы! Если комета и заденет за них-то, царапнет гору, как кочку плугом, только вершину срежет, подравняет немножко.
– И откуда ты это всё знаешь? – спросил Ершова Фёдор.
– Я газетку «Бедноту» выписываю, журналы почитываю и в книжонки иногда заглядываю. Вот откудова! – Самодовольно и горделиво проглагольствовал Ершов. – И в голове-то кое-что имею, своим бакланом варю, мозгатурой пошевеливаю. Недаром мой покойный отец, достопочтенный тятенька, хотел меня в ученье отдать в Арзамаское реальное училище. И был бы я сейчас анжинером или агрономом, а то и гастроном из меня получился бы не плохой! – с этими самовосхваляющими словами и отошёл Ершов от толпы.
– Это что за человек? – спросил Рахвальский, когда Ершов скрылся за мазанкой.
– Николай Ершов! – за всех ответила ему Дарья.
– Ну и ну! – удивился Филимон Захарович. – Я всё слушал его, улыбался, едва стерпел от смеха и нарочно промолчал, чтоб не спугнуть растрещавшуюся сороку, да чтоб и его не обидеть. Видать, он много, кое-что, знает и наворачивает через шлею, врёт через дугу, а главное – много от себя выдумал.
Комета от Земли пролетит на очень большом расстоянии и вреда нам, живущим на Земле, не причинит никакого! – заключая разговор о комете, успокаивающе пояснил Рахвальский.
Вскоре к беседующим мужикам с дороги подошёл незнакомый им мужичок в лаптях и, поздоровавшись, обратился к сидящим, предложив: