Впрочем, весьма впечатляющей была и победа правого лагеря сама по себе — к такому волеизъявлению народа следовало отнестись со всей серьезностью. Ясно было, что личность Менахема Бегина уже не вызывала у избирателей прежних опасений. Входя в состав правительства национального единства в период 1967–1970 гг., Бегин смог избавиться от закрепившегося за ним образа демагога и политикана. Собственно говоря, его позиция по вопросу аннексии территорий, по крайней мере внешне, не очень отличалась от тщательным образом сбалансированных предложений, выдвигавшихся многими членами Израильской партии труда. Можно сказать, что Бегин выражал свое восприятие “неделимой Эрец-Исраэль” историкомистическим языком библейских аналогий. Как бы то ни было, но значительное ослабление позиций Израильской партии труда говорило не столько о переменах в настроении электората относительно территориальных уступок, сколько представляло собой социальный протест, свидетельствовавший об изменении политической лояльности сотен тысяч евреев — выходцев из мусульманских стран. На протяжении всего периода 1960-х гг. сефарды, выходцы из стран Востока, в подавляющем большинстве голосовали за Израильскую партию труда, и даже в конце 1960-х гг. Блок получил 55 % их голосов. Затем, в 1973 г., эта величина уменьшилась до 38 %. И вот теперь, в 1977 г., она упала до непредставимого ранее уровня в 32 %. Несомненно, налицо была социальная революция.
Причиной того, что израильтяне неевропейского происхождения отошли от Израильской партии труда, стало чувство негодования и обиды по отношению к ашкеназской элите. Несмотря на то что к 1977 г. благосостояние израильтян из восточных общин возросло в весьма значительной степени, их доля в категории “белых воротничков” не составляла и половины числа ашкеназских евреев. То же самое можно было сказать и о положении дел в правительственных учреждениях, Гистадруте, высших учебных заведениях, аппарате политических партий, в офицерском составе вооруженных сил. На протяжении эры Бен-Гуриона Партия труда делала достаточно много для того, чтобы обеспечить рост благосостояния евреев из восточных общин и тем самым гарантировать их электоральную поддержку. Однако к 1970-м гг. стало выясняться, что патернализм и чисто символические действия ашкеназов по обеспечению социального равенства более не гарантируют лояльности сефардов. К тому же негативные чувства, испытываемые сефардами по отношению к ашкеназам, сопровождались также и глубоким подсознательным недоверием к арабам — ведь предки сефардов еще в давние времена испытали на себе все тяготы жизни в мусульманских странах. Расширение контактов со своими старинными гонителями на территории Израиля после Шестидневной войны лишь способствовало пробуждению старинной обиды. Таким образом, сефарды в значительно большей степени, чем остальные израильтяне, оказались восприимчивыми к харизматическому стилю выступлений и националистической риторике Бегина. Выборы 1977 г. стали для них долгожданной возможностью самоутвердиться и отомстить европейскому истеблишменту.
Израиль уходит вправо
Однако еще более долгожданными стали выборы 1977 г. для Менахема Бегина. Человек 64 лет, неприметной наружности, в очках, слабого телосложения, не очень здоровый физически, Бегин как политик был движим не столько честолюбием или стремлением к славе, сколько не оставлявшим его всю жизнь видением единого Израиля. Это было видение, присущее Владимиру Жаботинскому. В 1925 г., будучи студентом юридического факультета Варшавского университета, Бегин впервые встретился с “великим ревизионистом” и был потрясен этой встречей. Одинаково сильное впечатление на него произвели как стиль и манера поведения Жаботинского, так и его внутренняя сущность, его динамизм, выдающееся ораторское искусство и блестящее владение демагогическими приемами. Бегин многое почерпнул у Жаботинского, пользуясь всем перенятым на протяжении своего жизненного пути, — сначала как лидер польского Бетара, молодежного ревизионистского движения, затем как командир подпольной еврейской военной организации Эцель, действовавшей на территории подмандатной Палестины, и, наконец, как председатель партии Херут в Государстве Израиль (Глава XIV. Кризис израильской демократии).
И все-таки к 1960-м гг. Бегин стал более умеренным. Будучи не в состоянии провозглашать старые ревизионистские лозунги в годы мира и сравнительного спокойствия, он изменил свой прежний облик настолько эффективно, что ему удалось привлечь в общий блок с партией Херут Либеральную партию. А в кризисные дни мая-июня 1967 г. Бегин продемонстрировал истинную широту души, выступив с предложением, чтобы его старый соперник Бен-Гурион был приглашен занять пост премьер-министра. Однако по окончании военных действий, завершившихся победой Израиля, Бегин снова стал говорить не о национальном выживании, а о присоединении территорий. Он оставался членом правительства национального единства на широкой основе лишь потому, что это правительство, где основные посты занимали члены Израильской партии труда, присоединило Иерусалим и занималось строительством поселений на Западном берегу. Бегин также установил удовлетворительные рабочие отношения с Моше Даяном, и в рамках кабинета они составляли ядро союза “ястребов”, стоявшего над межпартийными границами.
В августе 1970 г. израильское правительство приняло план Роджерса, предусматривавший соблюдение требований Резолюции Совета Безопасности ООН № 242 относительно отвода войск “с территорий, оккупированных в ходе настоящего конфликта”, после чего Бегин вывел свою партию из правящей коалиции. Он не намеревался идти на компромисс по вопросу, связанному с Эрец-Исраэль, — ни тогда, ни когда бы то ни было. В ходе подготовки к выборам весной 1977 г. Бегин и его партия сформулировали жесткие положения своей внешней политики. “Права еврейского народа на Эрец-Исраэль являются вечными и неотъемлемыми, — гласило их заявление. — Вся земля от моря до Иордана принадлежит исключительно евреям”. И вот, под знаменем этого непреклонного заявления, Менахем Бегин после победы на майских (1977 г.) выборах приступил к формированию своего правительства.
Новый кабинет министров был приведен к присяге 10 июня. Помимо депутатов кнесета от Ликуда, правительство поддерживали два депутата от партии Ариэля Шарона Шломцион, а также Моше Даян, вышедший из Партии труда и провозгласивший себя “независимым”, двенадцать депутатов Национальной религиозной партии и пять депутатов правой партии Агудат Исраэль. Однако это минимальное большинство было недостаточным для принятия значительных политических решений, и потому Бегин обратился к Игаэлю Ядину, лидеру Демократического движения за перемены (Даш) которое имело 15 мандатов. Премьер-министр пока не был готов согласиться на основное требование Ядина — относительно отмены выборов в кнесет по партийным спискам. Тем не менее в знак доверия Бегину руководство Даш согласилось пойти на риск и принять его предложение. Четыре члена Даш получили министерские портфели, а сам Ядин — пост заместителя премьер-министра.
В рамках блока Ликуд всегда существовало согласие относительно того, что основные экономические посты получает Либеральная партия. Председатель партии Симха Эрлих[282] взял портфель министра финансов, другие члены этой партии получили, помимо поста министра торговли и промышленности, еще директорские посты в ряде государственных корпораций. Опытные бизнесмены, они приступили к реализации “Новой экономической политики”, основанной на таких принципах, как поощрение инвестиций, борьба с инфляцией и коррупцией, снижение национального долга, введение автоматической прибавки к заработной плате с учетом роста стоимости жизни, ограничение бюрократических вмешательств в рыночную деятельность. Эти меры действительно доказали свою эффективность, и благодаря им прекратил свое существование пресловутый израильский долларовый черный рынок. Однако, по ходу дела, они породили ряд других, довольно неожиданных, проблем. Одной из них стало получение непредвиденных прибылей лицами, располагающими иностранной валютой — в первую очередь 100 тыс. получателей платежей по немецким реституциям. Более того, разрешив свободное конвертирование иностранной валюты, Эрлих невольно поощрил неконтролируемый обмен долларовых займов на шекели (новую израильскую валюту), что подстегнуло инфляцию, доведя ее до угрожающих размеров.
Еще один важный пункт экономической программы Эрлиха заключался в создании свободных предприятий путем продажи с аукциона государственных корпораций частным инвесторам. Этот план также был обречен на провал. Со времен образования Государства Израиль государственные компании доминировали в таких областях, как энергетика, банковское дело, транспорт, добывающая промышленность, водоснабжение и туризм. Главной задачей первых лет существования Израиля считалось укрепление государственных структур, а отнюдь не получение прибылей. При этом, однако, такие компании, с их переходящими из года в год пассивными балансами, вряд ли представляли интерес для частных инвесторов. За время пребывания Эрлиха на министерском посту удалось продать лишь одну-единственную структуру — ипотечный банк. Аналогичным образом оказалось нереализованным обещание Ликуда национализировать систему здравоохранения, отобрав у Гистадрута медицинское страхование — все попытки сделать это были похоронены в соответствующей комиссии. А когда правительство начало уменьшать традиционные субсидии на продукты питания, транспорт и жилье, цены на соответствующие товары и услуги настолько возросли за двадцать месяцев, что началась волна протестов и демонстраций. Все эти экономические меры привели только к одному: бедные стали еще беднее.
Пагубность результатов Новой экономической политики, рост цен и углубление социального неравенства вынудили Эрлиха в 1980 г. уйти в отставку. Его сменил на министерском посту Игаль Горвиц[283], бизнесмен с большим стажем, который начал с того, что выдвинул требование относительно сокращения как субсидий, так и доходов от прироста капитала, причем повсеместно и без исключений. Он не получил согласия на такие меры и продержался на своем посту немногим более года, постоянно угрожая уйти в отставку. В январе 1981 г. в стране началась общенациональная забастовка учителей, требовавших значительного повышения заработной платы — что противоречило одному из ключевых предвыборных обязательств Ликуда ввести обязательный арбитраж трудовых конфликтов в основных отраслях национальной экономики. Несколько ранее правительству удалось прекратить неофициальную (то есть не получившую одобрения профсоюза) забастовку персонала авиакомпании Эль-Аль, но в данном случае, когда учителя не вышли на работу, кабинет высказался против позиции Горвица и согласился на увеличение заработной платы бастующим. Тогда Горвиц подал в отставку, которая была принята.
Следует, однако, особо отметить, что правительство провело в жизнь ряд популистских решений, ориентированных на малоимущие слои населения и на выходцев из стран Востока, составлявших важную категорию электората Ликуда, Бегин проявлял личную заботу об этих людях — ведь они привели его к власти. Он пообещал “революцию” в строительстве жилья для молодых пар, предоставив финансовые гарантии частным подрядчикам, строившим многоквартирные дома для сдачи жилья в наем. Благодаря настойчивости министра жилищного строительства Давида Леви[284] соответствующий закон был принят правительством, и его претворение в жизнь оказалось достаточно успешным. В ходе предвыборной кампании Ликуд обещал три года бесплатного образования в старших классах средней школы, и это обещание также было выполнено. Несмотря на то что реализация этих двух начинаний нанесла немалый ущерб государственной казне, они относятся к числу немногих мероприятий эры Бегина, получивших искреннее одобрение в народе.
То же можно сказать и о мерах по реконструкции районов городских трущоб. Для оказания помощи этому заброшенному сектору премьер-министр решил обратиться к евреям диаспоры и попросить, чтобы они приняли участие в “Проекте обновления”. В рамках детального плана социального обновления трущобных районов, разработанного при активном содействии Еврейского агентства, каждому из 82 таких районов в Израиле была подобрана зарубежная община-спонсор; проект (в реализации которого приняли участие 32 зарубежные общины) предусматривал перестройку обветшалого жилищного фонда, создание фондов для предоставления займов и ипотечных ссуд, ремонт и реставрацию общинных центров, школ, детских и медицинских учреждений. По состоянию на ноябрь 1983 г. общие расходы по “Проекту обновления” составили порядка 130 млн долларов. Хотя значительная доля этих фондов была растрачена впустую — из-за инфляции, неэффективности и политических конфликтов, тем не менее в целом проект был реализован успешно. Следует только подчеркнуть, что “Проект обновления”, равно как и строительство жилья на съем, и увеличение срока бесплатного школьного образования были абсолютной противоположностью самой сути Новой экономической политики. Ведь нельзя не признать, что реализация экономической политики, в полной мере отвечающей принципам правого лагеря, была в принципе невозможна в государстве, чьей основной миссией является “возвращение евреев в страну отцов”.
“Внутренний враг”
В начале 1970-х гг. большинство израильских арабов еще продолжали голосовать за списки, “связанные” с Партией труда. Однако в 1977 г. “арабский” список Блока получил лишь один мандат в кнесете. Причины таких перемен в значительной степени были связаны со сменой поколений. В ранние годы существования Государства Израиль по спискам Израильской партии труда избирались уважаемые и пожилые члены арабской общины, главы кланов, зачастую даже мухтары. Теперь же молодые и разочарованные арабы отдавали свои симпатии и голоса партии Раках[285], коммунистам. Раках., официально все еще оставаясь израильской политической партией, чье руководство было по-прежнему в основном еврейским, в 1970-х гг. обращалась в основном к арабскому электорату, для которого она была единственным — из числа законных — средством выражения протеста против сионистского правления. Так, в 1965 г. Раках получила 24 % арабских голосов, в 1969 г. — 30 %, в 1973 г. — 37 % (Гл. XXV. Цена неокончательной победы). В 1977 г. Раках получила 50 % арабских голосов.
В целом численность арабского населения в 1977 г. уже превысила 600 тыс. человек. Если учитывать еще 130 тыс. арабов Иерусалима, то общее число составляло 730 тыс. человек (через 20 лет оно превысит 800 тыс. человек), то есть более чем одна шестая всего четырехмиллионного населения Израиля. Несмотря на то что “объективно” уровень жизни арабского населения непрестанно повышался, столь же неуклонно и постоянно увеличивался экономический разрыв между ними и евреями. Даже к концу 1970-х гг. арабы в основном оставались группой населения, занятой исключительно сельскохозяйственным трудом, тогда как евреи были заняты главным образом в промышленности и торговле. При этом, однако, объем сельскохозяйственной продукции израильских арабов в 1977 г. снизился до 4 % от общенационального объема сельскохозяйственного производства. Такой разрыв объяснялся в первую очередь неравным объемом получаемых коммунальных услуг. Помощь правительственных структур и Еврейского агентства арабскому сельскохозяйственному сектору была явно недостаточной. Не имея (до 1985 г.) доступа к Гистадруту сельскохозяйственных работников, арабские фермеры были вынуждены пользоваться услугами своих (зачастую малоэффективных) кооперативов по сбыту. Помимо всего прочего, арабская молодежь не желала оставаться на земле. Еще в 1955 г. в сельском хозяйстве было занято 59 % всей арабской рабочей силы; к 1977 г. эта величина уменьшилась до 11 %. И хотя тысячи арабов продолжали заниматься обработкой земли, делали они это в качестве наемных работников на фермах и плантациях, принадлежавших евреям.
В то же время примерно четвертая часть всей арабской рабочей силы была занята на арабских предприятиях, главным образом в каменоломнях и в текстильных и швейных мастерских. Впрочем, в плане эффективности и рентабельности арабские предприятия тоже не могли сравниться с еврейскими. Таким образом, к началу 1980-х гг. около 160 тыс. израильских арабов работали на еврейских фабриках и предприятиях сферы обслуживания, и к этому времени они составляли третью часть всей малоквалифицированной и низкооплачиваемой рабочей силы страны (еще четвертую часть составляли арабские рабочие, проживавшие на территориях и приезжавшие на работу в Израиль). Половина этих работников была вынуждена, ко всему прочему, совершать ежедневные длительные и утомительные поездки из своих деревень к месту работы. Мало кому удавалось оставаться на ночлег в городе — домовладельцы неохотно сдавали жилье арабам. Неравенство положения этих двух народов было очевидно во многих сферах. Даже в 1977 г. детская смертность в среде израильских арабов все еще оставалась вдвое более высокой, чем среди еврейского населения. Качество школьного образования в арабском секторе страдало от неудовлетворительного состояния школьных зданий в арабских деревнях и от изменений в учебных программах. На протяжении целого ряда лет в школах уделялось больше внимания ивриту и иудаике, чем арабскому языку и арабистике. То же самое можно было сказать и относительно экзаменов на аттестат зрелости. К 1977 г. не более 2 тыс. арабов были студентами израильских высших учебных заведений. Получив высшее образование, мало кто из них — даже из числа принадлежавших к арабской элите — мог найти работу в еврейском экономическом секторе (Гл. XIV. Общинная структура в иностранном государстве).
С учетом всего сказанного, неудивительно, что недовольство израильских арабов, начавшее заметно расти после 1967 г., резко усилилось после Войны Судного дня. С неслыханной до сих пор страстностью арабские газеты вновь принялись перечислять обиды: конфискация арабских земель, прекращение деятельности арабских структур, сокращение возможностей арабской экономической деятельности. Надо отметить, что форма выражения этих обид и протестов на газетных страницах явно свидетельствовала о качественном повышении уровня арабской журналистики и литературы — что, несомненно, стало следствием культурных контактов израильских арабов с остальным арабским миром, начавшихся после 1967 г. Вскоре большинство старых арабских авторов ушло в небытие. Такие поэты, как Михаэль Хадад, Махмуд Дервиш и Сами аль-Оазим, (Гл. XX. Становление арабской интеллигенции) в значительной степени обновили и оживили свой поэтический язык, который еще в недавнем прошлом был — как и у многих из числа их предшественников — не более чем плоским журналистским жаргоном. Тематика политической скорби осталась неизменной, но теперь для ее выражения авторы прибегали к новым аллюзиям и метафорам — взять хотя бы стихотворение Михаэля Хадада “Дефект речи”:
При всем обновлении и оживлении стиля и формы, литература израильских арабов сохранила свойственные периоду до 1967 г. больные темы: утраченный язык, утерянная родина, положение беженцев, страдания, вызываемые социальной и экономической дискриминацией, и главное — утрата национального самосознания. В стихотворении “Поэт-узник” Сами аль-Оазим, со всей страстью и прямотой, взывал к своим скорбящим соотечественникам:
Однако эмоциональный накал “новой” арабской литературы и ее настойчивый протестный дух в наибольшей степени нашли свое отражение в прозаическом произведении — в романе “Необыкновенные записки Саида-оптипессимиста”, опубликованном в 1972 г. Его автор — Эмиль Хабиби[286], депутат кнесета трех созывов, главный редактор издаваемого партией Раках журнала “Аль-Иттихад” (“Единство”); по форме роман — это письма недавно умершего журналиста Саида, которые он пишет с того света своему коллеге. Саид, изливая всю свою горечь, рассказывает о том, как евреи оскорбляют и унижают национальную гордость арабов; вместе с тем он призывает проклятия и на головы своих соотечественников-арабов за их пассивность и безразличие. При этом он не питает никаких иллюзий по поводу того, какой резонанс получат его протесты. Саид заканчивает свои письма печальным признанием, что все обвинения, выходящие “из-под его усов”, будут услышаны не в большей степени, чем “кошачье мяуканье”. “Саид-оптипессимист”, весьма удачный образец прозы такого рода, был признан выдающимся литературным произведением — сначала во всем арабском мире, а потом и в израильских литературных кругах. За этот роман, ставший делом всей его жизни, Хабиби был удостоен Премии Израиля за 1992 г.
Протесты израильских арабов, выражаемые как на журнальных страницах, так и в ходе частных разговоров, служили для них своего рода отдушиной, поскольку другого выхода у них не было. Община не имела ни своих финансовых или коммерческих структур, ни банков, ни независимых профсоюзов, ни телевидения, ни радиовещания, ни даже периодических изданий, которые не были бы связаны с израильскими политическими партиями (Раках “формально” не являлась арабской партией). Ее антисионистский настрой делал невозможным коалиционное партнерство с еврейскими партиями и тем самым лишал ее какого-либо значительного влияния в кнесете. С первых дней существования Государства Израиль советниками “по арабским делам” израильского премьер-министра неизменно были ответственные сотрудники государственной секретной службы Шин-Бет (Шабак). Вряд ли требовалось какое-нибудь иное доказательство недоверия, существовавшего на государственном уровне.