А ведь существовали и другие товары, приобретение которых требовало иностранной валюты, — в числе прочего, горючее, пшеница, сахар, семена, мясопродукты, и все это при ценах, стремительно повышающихся в условиях мировой инфляции. Нельзя не отметить в этой связи, что за первую четверть века существования страны экспорт Израиля увеличился примерно в 80 раз, тогда как импорт — всего в 12 раз. После Войны Судного дня эта тенденция коренным образом изменилась — в первую очередь из-за роста расходов на оборону. Разрыв между импортом и экспортом, составлявший около 1 млрд долларов в 1972 г., достиг в 1974 г. величины в 3,5 млрд долларов. Каким же образом можно было компенсировать эту разницу? Традиционным источником обычно была иностранная помощь. Действительно, в 1974 г. США впервые за всю историю Израиля профинансировали его оборонные закупки на сумму 1,5 млрд долларов, и к тому же оказали дополнительную экономическую помощь на сумму 300 млн долларов; еще 600 млн долларов предоставили Объединенный израильский призыв и Керен га-Иесод. Однако, при всей значимости этой помощи, она вряд ли могла способствовать выравниванию дефицита платежного баланса. К первому кварталу 1974 г. израильские резервы иностранной валюты сократились до 1 млрд долларов, приблизившись, таким образом, к “красной черте”, сигнализирующей об опасной ситуации. Следовало прибегнуть к иностранным займам. Размеры полученных кредитов составили 700 млн долларов, и примерно половина этой суммы была выручена за счет распространения израильских государственных облигаций среди евреев диаспоры. В конечном итоге, по состоянию на сентябрь 1974 г., долг Израиля достиг 5,5 млрд долларов, причем только накопленные проценты превысили 1 млрд долларов, то есть сумму, эквивалентную половине национального экспорта. Издержки на обслуживание иностранных долгов, а также импорт с использованием сокращающихся валютных резервов подстегивали инфляционный процесс; цены только в 1974 г. подскочили на 56 %, чего никогда не бывало в истории страны.

Для радикального лечения этой инфляционной “раковой опухоли” правительство объявило о принятии самых жестких фискальных мер со времен политики строгой экономии периода 1949–1953 гг. Еще до окончания войны были подняты налоги на горючее, а также объявлен обязательный государственный заем на общую сумму в 1 млрд израильских лир. Затем, в январе 1974 г., были резко снижены правительственные субсидии на 14 основных товаров — от нефтепродуктов до продуктов питания. Принять такое решение было очень непросто для социалистической системы; практически немедленно подскочили цены: хлеб подорожал на 80 %, молоко и сыр — на 70 %, яйца — на 50 %, маргарин — на 100 %, и в дальнейшем расходы населения продолжили увеличиваться. Через полгода, по мере того как правительство продолжило урезать внутренний бюджет, было объявлено о прекращении государственного строительства и снова повысились налоги. В ноябре 1974 г. прошла девальвация израильской лиры — от 4,20 за доллар до 6,00 за доллар. В феврале 1975 г., чтобы обеспечить выполнение рекордного бюджета, составившего 9,4 млрд долларов, правительство в очередной раз увеличило налоги: 7,4 % на треть потребительских товаров и 7,5 % на фонд заработной платы. “Лазейки” в налоговом законодательстве были прикрыты благодаря принятию в июле 1975 г. нового всеобъемлющего закона (Гл. XXVI. Электоральный переворот). Затем, в начале следующего года, налог на добавленную стоимость (НДС) был введен на все компоненты всех видов продукции, продаваемой в Израиле. Впрочем, к середине 1975 г. ставка налогового обложения в Израиле уже составляла около 65 %, не имея равных себе в мире. Ситуация стала еще более тяжелой после того, как израильская лира была в очередной раз девальвирована, на этот раз на основе гибкой системы курса лиры, с периодической фиксацией порядка 2 % в месяц. Когда же эта система продемонстрировала свою неэффективность, правительство в сентябре 1975 г. снова провело девальвацию — еще на 10 %.

Все эти меры, будучи невыносимо тяжелыми для населения страны, тем не менее оказались весьма действенными. К апрелю 1975 г. запасы иностранной валюты в стране поднялись до 1,3 млрд долларов, и этого было достаточно для того, чтобы удовлетворить израильские потребности в импорте хотя бы на два месяца. Разумеется, все эти жесткие меры не могли не оказать воздействия на моральное состояние евреев как в Израиле, так и за рубежом. Началась цепная реакция забастовок, распространившаяся по всем секторам экономики, хотя следует отметить, что лишь немногие из этих забастовок получали — во всяком случае, на начальном этапе — поддержку Тистадрута. Что касается репатриации, то она сократилась в весьма значительной степени. Отчасти это, разумеется, можно было объяснить политикой советского правительства, резко уменьшившего квоты на выдачу евреям выездных виз. Был период, когда казалось, что поправка Джексона—Вэника к Закону о торговле США (Гл. XXIV. Садат принимает решение) вынудит Кремль снять ограничения на выезд евреев из СССР. В октябре 1974 г. была достигнута негласная “джентльменская договоренность” между Вашингтоном и Москвой установить квоту в 60 тыс. еврейских эмигрантов ежегодно. Но когда конгресс отказался увеличить верхний предел предоставляемых Советскому Союзу пролонгированных кредитов, Кремль в отместку отказался от реализации торгового соглашения. Первой жертвой этого конфликта стала еврейская эмиграция.

Сомнительно, впрочем, что Израиль смог бы абсорбировать 60 тыс. репатриантов в год, если учесть те экономические проблемы, с которыми страна столкнулась после Войны Судного дня. К тому же и советские евреи, будучи осведомленными как о политике жесткой экономии в Израиле, так и о вероятности возобновления вооруженного конфликта на Ближнем Востоке, не столь активно стремились репатриироваться, как в предыдущие годы. При этом многие, получив разрешение на выезд в Израиль и покинув СССР, направлялись в страны Западной Европы или в США. Что касается евреев из западноевропейских стран, то их стремление совершить алию также стало существенно менее настойчивым. Начали закрываться израильские репатриационные центры в городах США. Помимо всего прочего, и сами израильтяне в 1974–1975 гг. стали проявлять явно выраженную тенденцию к эмиграции на Запад (Гл. XXVI. Электоральный переворот).

Успехи Египта и Сирии на начальном этапе Войны Судного дня оказали немалое воздействие на умонастроения израильских и палестинских арабов. Так, на выборах 31 декабря беспрецедентное число участвовавших в голосовании израильских арабов — 32 % — отдали свои голоса партии Раках, благодаря чему эта коммунистическая (иными словами, арабская националистическая) партия получила дополнительные голоса и заняла четвертое по величине место в кнесете. В Нацрате (Назарете), в частности, за Раках проголосовало 59 % участвовавших в выборах. Такой националистический сдвиг был еще более очевидным на контролируемых территориях. У израильтян ранее сложилась иллюзия, что арабы Восточного Иерусалима стали мало-помалу абсорбироваться и приспосабливаться к новым условиям жизни и что они, таким образом, начали принимать более активное участие в выборах, имея право — как израильские жители — голосовать за местных кандидатов. Но если в выборах 1969 г. доля голосовавших иерусалимских арабов составила всего лишь 22 %, то на последних выборах она и вовсе сократилась до 11 %. Это нежелание участвовать в выборах, безусловно, следовало рассматривать как протестное голосование.

На Западном берегу и в Газе прокатилась волна террористических актов — впервые за почти четыре года. Здесь, точно так же, как и в Иерусалиме, израильтяне выглядели уже не столь устрашающими, а их оккупационный режим казался значительно менее устойчивым, чем до Войны Судного дня. Военная администрация отреагировала на эти действия высылкой в Иорданию нескольких лидеров националистического движения, включая мухтара Аль-Биры и члена Мусульманского совета. В ответ прошли демонстрации протеста в Восточном Иерусалиме и в нескольких городах на Западном берегу, а весной и осенью 1974 г. беспорядки возобновились с новой силой. Выступления были направлены не только против израильского правления, но и против легкомысленных заявлений короля Хусейна, показавших свою несостоятельность после Войны Судного дня, — о том, что он один способен вернуть арабам захваченные Израилем территории. Все большее число молодых арабов Западного берега утверждалось в мысли, что лишь силой, а вовсе не путем иорданско-израильских переговоров, можно освободиться от израильского присутствия. Националисты убеждались также, что воплощением этой идеи являются действия Ясира Арафата и ООП.

Для израильтян же сама мысль о том, что следует иметь дело с Арафатом как с “представителем” палестинского народа, 75 % которого жило под израильским или хашимитским правлением, казалась после Войны Судного дня столь же неприемлемой, как и до того, в период, наступивший после 1967 г. А поскольку не существовало сомнений, что председатель ООП пробьется в правители государства, которое может возникнуть на Западном берегу, то практически все в Израиле были уверены в том, что идее создания независимого палестинского режима следует противиться изо всех сил и любой ценой. Помимо всего прочего, вряд ли Арафат намеревался создать на Западном берегу такое государство, которое смогло бы жить в мире и добрососедстве с Израилем. Если на этот счет и существовали какие-либо сомнения, они были рассеяны самой ООП в июне 1974 г., когда на встрече в Каире Палестинский национальный совет выступил с категорическим заявлением, в котором было выражено безусловное несогласие с Резолюцией Совета Безопасности № 242, поскольку в этом документе от 1967 г. шла речь о немыслимом — о мире между Израилем и его соседями.

Подобным же образом, в полном соответствии с позицией ООП, алжирская встреча руководителей арабских государств в ноябре 1973 г. единогласно признала ООП “единственным представителем палестинского народа”. В конце февраля 1974 г. аналогичная резолюция была принята Исламской конференцией в Лахоре, а затем, в октябре 1974 г., на встрече руководителей арабских государств в Рабате. К этому времени Арафат и его соратники из ФАТХ, принимая активные меры для улучшения своего имиджа, уже заявляли, что цель ООП — создание “демократического, светского палестинского государства”. Давая интервью журналистам из западных СМИ, они умышленно определяли свои намерения и планы лишь в самых общих чертах. Зато, общаясь с представителями арабской прессы, они не считали нужным скрывать, что гражданами такого государства смогут стать лишь те евреи, которые уже проживали в Палестине “до начала сионистского вторжения”. Арабские страны, со своей стороны, выступая в защиту “прав палестинского народа”, выдвинули новый лозунг, полностью отвечавший их целям. Если в 1950-1960-х гг. они имели обыкновение говорить о “невыносимом положении арабских беженцев”, то в 1970-х гг. требование “обеспечить права палестинского народа” стало тем универсальным препятствием, которое возводилось на пути любых попыток заключить постоянный мир с Израилем. Когда в СССР осознали, в чем именно заключается основная задача ООП, то Кремль, ранее сторонившийся контактов с террористическими организациями, изменил свою позицию. У советских руководителей возникли опасения, что ближневосточный кризис может быть решен при содействии одного лишь Киссинджера, и потому они пригласили Арафата в Москву, пообещали ему поддержку и убедительно порекомендовали принять участие в работе Женевской конференции.

Для израильтян планы террористов не представляли секрета. После Войны Судного дня федаины возобновили свою деятельность фактически на регулярной основе. Так, в апреле 1974 г., с целью срыва челночных визитов Киссинджера, три члена “Народного фронта освобождения Палестины — Главного командования” проникли в Израиль через ливанскую границу и далее, в израильский приграничный город Кирьят-Шмона. Там террористы ворвались в жилой дом и открыли беспорядочной огонь из автоматов по жителям, убив 18 человек, в том числе женщин и детей, прежде чем были уничтожены подоспевшим армейским патрулем. Через несколько недель, в середине мая, три вооруженных террориста, члены Народного фронта освобождения Палестины, снова пробрались через ливанскую границу и на этот раз проникли в Маалот, сельскохозяйственное поселение на севере Израиля. Ворвавшись в школу, они захватили в заложники 120 детей и заявили, что взорвут школьное здание, если не будут освобождены 26 арабских террористов, находившихся в израильских тюрьмах. Для штурма школы были вызваны войска. Во время операции все три федаина были уничтожены, но погибли двадцать школьников-подростков, в основном девочки, а также один израильский спецназовец. Затем, 19 июня 1974 г., несколько членов Народного фронта освобождения Палестины подвергли атаке кибуц Шамир в Верхней Галилее и убили трех женщин. Неделю спустя трое палестинских террористов, высадившись с лодки в приморской Нагарии, ворвались в жилой дом и убили женщину с двумя детьми, а также израильского солдата, и ранили восьмерых израильтян, прежде чем их удалось уничтожить. В том же году, 18 ноября, трое террористов также ворвались в жилой дом в Бейт-Шеане, убив четверых и ранив 23 человека.

Этому насилию, казалось, не было конца. В марте 1975 г. группа из восьми членов ФАТХ высадилась с надувной лодки на тель-авивском побережье. Ворвавшись в захудалую приморскую гостиницу, они убили восьмерых заложников и ранили еще восемь человек; в ходе штурма семеро террористов были уничтожены — ценой жизни троих израильских спецназовцев. Два месяца спустя, 4 мая, в жилом доме в Иерусалиме взорвалось подложенное взрывное устройство — один израильтянин погиб и трое были ранены. В Кфар-Юваль, на севере страны, 15 июня от рук террористов погибли три члена одной семьи, и еще шестеро были ранены. В центре Иерусалима 4 июля 1975 г. взрывное устройство с часовым механизмом, подложенное в грузовик-рефрижератор, унесло жизни 14 человек, и еще 75 человек получили ранения. Через четыре месяца, 13 ноября, в первую годовщину выступления Арафата в ООН, на той же иерусалимской улице сработало еще одно взрывное устройство; погибли шесть подростков, и еще тридцать человек было ранено. В стране воцарилась крайне напряженная обстановка; израильтяне, и особенно родители маленьких детей, начали организовывать дежурства у школьных зданий и детских площадок.

Власти страны не оставляли эти теракты без ответа. Несколько раз базы террористов на юге Ливана — часть из которых была расположена внутри лагерей беженцев или в непосредственной близости к ним — подвергались бомбардировкам. Были убиты десятки арабов — в их числе и немало ни к чему не причастных мирных жителей. Части Армии обороны Израиля не раз переходили ливанскую границу, прочесывали территорию сплошного проживания палестинцев вблизи границы с Израилем, взрывали дома террористов, захватывали их пособников. Такого рода упреждающие меры, несомненно, способствовали снижению активности федаинов; однако они создавали негативное впечатление в странах Западной Европы, нанося ущерб репутации Израиля. При этом размах террористических действий не оказывал заметного воздействия на уверенность европейцев, что Арафат умерил свои требования и готов ограничиться созданием своего государства на Западном берегу, и что после образования этого государства палестинский вопрос (“основа основ арабо-израильского конфликта”) будет решен. Поразительно, что мало кто воспринимал в полной мере суть лозунга ООП — “демократическое, светское палестинское государство” на всей территории Израиля. К 1975 г. ООП получила, в той или иной форме, признание более чем ста государств, причем отнюдь не все они принадлежали к коммунистическому лагерю или относились к числу “нейтральных”. Немалое число западных политических деятелей встречались с Арафатом и беседовали с ним.

В конце октября 1974 г. ООП добилась поразительного дипломатического успеха. Страны — члены ООН, из числа принадлежавших к коммунистическому и афро-азиатскому блоку и составлявших большинство в ООН, проголосовали за то, чтобы пригласить Арафата выступить с трибуны Генеральной Ассамблеи ООН, хотя такое решение напрямую противоречило Уставу ООН, поскольку ООП не являлась ни государством, ни неправительственной организацией. Более того, это решение было в принципе одобрено и Западом. Все то, что происходило впоследствии, было воспринято как конфронтация арабской и еврейской пропаганды. Обе стороны бездарно использовали представившиеся им возможности. Не сумев верно оценить перемены в общественном мнении Запада, которое наделило федаинов и их дело тем же духом трагического благородства, что был присущ сионизму и сионистам за 27 лет до того, многие еврейские общинные организации США принялись публиковать в газетах призывы (на правах платных объявлений) и устраивать массовые демонстрации, протестуя против приглашения “убийцы женщин и детей” выступить в ООН. Своими неумело спланированными действиями руководители американского еврейства способствовали возрождению в глазах общественности того образа, ради разрушения которого не жалели сил граждане нового суверенного Израиля: образа народа-заговорщика, который стремится оказать негативное воздействие на общенациональный консенсус — в данном случае, вознамерившись не допустить на трибуну человека, желающего выступить от имени беженцев, лишенных своего крова. Но и Арафат, со своей стороны, разочаровал западных либералов, развеяв мнение о себе как о миротворце, о человеке, желающем жить в согласии с израильтянами, если только его народ получит свой национальный дом на Западном берегу. 13 ноября, широко улыбаясь, руководитель ФАТХ проследовал к трибуне Генеральной Ассамблеи ООН, даже не пытаясь скрыть висевший у него на поясе пистолет в кобуре; в своей речи он дал явственно понять, что его требования включают всю Палестину и что само существование Израиля как таковое не укладывается в его схему. В Соединенных Штатах после этого выступления мало кто из негодующих телевизионных комментаторов и авторов передовиц сказал хотя бы слово в защиту ООП.

Впрочем, сам факт появления Арафата на трибуне ООН значил существенно больше, чем любая одобрительная либо неодобрительная реакция Запада. Его выступление стало символом опасного и саморазрушительного курса, принятого этой международной организацией. Идею пригласить лидера ФАТХ поддержало подавляющее большинство стран коммунистического и афро-азиатского блоков. ООН в ее теперешнем виде разительно отличалась от вполне прагматичной и в целом умеренной организации образца 1940-1950-х гг. Теперь в состав ООН входило 138 государств-членов, и большинство из них составляли бедные, развивающиеся страны третьего мира. Практически все они, за незначительным исключением, были готовы, в обмен на те или иные благодеяния, выступить в поддержку арабского дела и арабских устремлений, вне зависимости от того, насколько правыми и справедливыми они являлись (Гл. XXV. Израиль снова в изоляции). В данной конкретной ситуации речь шла о решении ЮНЕСКО от 20 ноября 1974 г., требующем наложить санкции на Израиль. Причиной тому стало якобы нарушение Израилем “[ранее принятых] резолюций относительно сохранения культурного наследия Иерусалима”. В ходе проведения раскопок в Восточном Иерусалиме израильские археологи прилагали все возможные усилия к тому, чтобы не нанести ущерб или повреждение местам, имеющим историческую или культурную ценность, — что было, в частности, засвидетельствовано экспертами ЮНЕСКО. Однако представителей “нейтрального” лагеря мало интересовали официальные отчеты и свидетельства. Они убедительно продемонстрировали свою пристрастную позицию летом 1975 г., когда, по инициативе арабских стран, Израиль едва не был лишен членства в ООН, и этого не произошло только благодаря тому, что Соединенные Штаты резко воспротивились их попытке. Упомянутый инцидент уже в который раз продемонстрировал израильтянам, насколько глубока их дипломатическая изоляция. Относительно благоприятный период 1950-1960-х гг., когда маленькое еврейское государство пользовалось расположением западноевропейского сообщества, отдалился, казалось, на расстояние многих световых лет. Теперь, похоже, Израиль мог с полным основанием рассчитывать на дружественное отношение и поддержку всего лишь одной из Великих держав.