Челночная дипломатия и первая стадия разъединения

А пока приближалась дата начала мирной конференции, израильский генерал Ярив, египетский генерал Гамази и их штабные офицеры продолжали встречи на 101-м километре шоссе Суэц—Каир (Гл. XXIV. Израиль склоняется к уступкам), в надежде найти возможные пути разъединения двух армий, чьи позиции оказались столь опасно переплетенными. На переговорах царила непростая обстановка, иногда они были на грани срыва, но впервые за двадцать лет со времен Смешанной комиссии по вопросам перемирия это были прямые переговоры. Гамази требовал отступления израильтян в глубь Синая. Ярив настаивал на территориальном обмене, с тем чтобы хотя бы часть египетской армии отошла на западный берег Суэцкого канала. К началу декабря стало ясно, что заключение соглашения пока даже не предвидится, и потому переговоры на 101-м километре были прекращены.

После этого Киссинджер приступил к реализации следующего этапа ближневосточной миссии; он был решительно настроен сохранить темпы своих дипломатических усилий и любыми силами усадить враждующие стороны за стол переговоров в Женеве к концу текущего месяца. (Если США возлагали большие надежды на эту Женевскую конференцию, то что уж говорить о европейских странах, всемерно стремившихся положить конец нефтяному кризису.) В ходе этого этапа Киссинджеру еще предстояло убедить израильтян приступить к поэтапному отводу войск с арабской территории, пусть даже в рамках промежуточного процесса размежевания. После нескольких остановок в Европе и Северной Африке Госсекретарь 13 декабря прибыл в Каир. Долгие переговоры с Садатом вечером первого дня и на следующее утро привели к важным уступкам со стороны Египта. Садат подтвердил, что египетский представитель примет участие в Женевской мирной конференции и даже готов сидеть в одном помещении с израильтянами — хотя это и не будет считаться прямыми переговорами с Израилем.

Ободренный такими достижениями, Киссинджер вылетел в Дамаск, где провел изнурительную шестичасовую беседу с президентом Сирии Хафезом Асадом. Здесь все усилия оказались напрасными. С самого начала сирийский лидер настаивал на том, что единственным условием переговоров должно стать предварительное согласие Израиля на полный отход со всей территории Голанских высот. Позиция Асада относительно военнопленных была еще более жесткой. Он не собирался ни предоставить списки военнопленных, ни позволить посещение представителей Красного Креста, ни согласиться на обмен ранеными до тех пор, пока Израиль не даст согласие на полный отвод своих сил. После того как в Иерусалиме решительно отклонили такое предварительное условие, Асад объявил 18 декабря о своем решении бойкотировать Женевскую конференцию. Киссинджер философски отнесся к этому, поскольку шансы на результативные переговоры при отсутствии сирийцев были более значительными. На протяжении следующих восемнадцати часов Госсекретарь посетил Иорданию, Ливан и Израиль, и везде ему сопутствовал успех. Король Хусейн согласился послать в Женеву министра иностранных дел. Израильтяне также согласились участвовать в работе конференции, получив предварительно следующие заверения: роль ООН на конференции будет чисто формальной, в Женеву не прибудут представители ООП, а арабо-израильские дискуссии будут вестись “лицом к лицу”. Существовало мнение, что размежевание должно предусматривать значительные израильские отступления, но Киссинджеру удалось убедить Голду Меир и ее советников, что целесообразно пойти на определенный риск ради беспрецедентной возможности достигнуть окончательного мирного соглашения.

И вот 22 декабря министры иностранных дел Египта, Иордании, Израиля, США и СССР собрались в женевском Дворце наций. Заседания проходили под номинальным председательством Генерального секретаря ООН Курта Вальдхайма, с минимальной торжественностью и с соблюдением максимальных мер безопасности. Общая атмосфера была холодной. Арабские и израильский министры действительно находились в одном помещении, но делегации входили через разные двери, и начало первого заседания было отложено на сорок пять минут, пока участники убедились, что их размещение в самом деле обеспечивает возможность сторонам конфликта не сидеть рядом друг с другом. Когда конференция приступила к работе, Фахми начал свое выступление в агрессивно-пропагандистском тоне, обвинив Израиль в захвате арабских территорий и заявив, что тот обязан немедленно вывести оттуда свои войска. Эвен ответил ему в таком же бескомпромиссном духе. Но после того как члены делегаций приступили к работе по секциям, работа конференции стала более продуктивной. На следующий день, в полном соответствии с предварительным планом, работа конференции была “временно” прекращена; при этом имелось в виду, что Египет и Израиль пока что начнут переговоры на уровне военных представителей с целью обсуждения вопроса о разъединении сил как следующего этапа на пути к достижению мира. Это была в высшей степени непродолжительная “конференция”, и ее повестка дня не знала себе равных по краткости. Тем не менее это была первая прямая встреча арабских и израильских государственных деятелей со времен переговоров на Родосе в 1949 г., и имелись все основания предполагать, что ее работа продолжится в Женеве в более позднее время. Это, несомненно, стало серьезным достижением Киссинджера.

На следующей стадии генералы Ярив и Гамази возобновили переговоры на 101-м километре. Не существовало ясности даже относительного этого “первого шага” на пути к миру. В Израиле возобновилась отложенная в связи с войной избирательная кампания. К этому времени в Израильской партии труда уже осознали неуместность максималистских положений представленной всего несколько месяцев тому назад программы Гали-ли (Гл. XXIV. Политика самоуспокоенности). Дорогая цена, которую пришлось заплатить за победу, многочисленные человеческие и материальные жертвы, дипломатическая изоляция — все это связывало руки сторонникам жесткой, бескомпромиссной политики. И вот в предвыборной платформе Блока, опубликованной 28 ноября после горячих внутрипартийных споров, вполне недвусмысленно была сделана ставка на веру в искреннее стремление Садата к миру. В документе подчеркивалась как необходимость добиваться в ходе Женевской конференции “обороняемых границ, которые позволят Израилю эффективно обеспечивать свою безопасность”, так и надежда на достижение мира, основанного на “территориальном компромиссе”.

В этот же день было опубликовано коммюнике проходившей в Алжире встречи глав арабских государств, и этот документ отнюдь не был проникнут аналогичным духом примирения. В качестве “двух основополагающих и неизменных” условий мирного соглашения там были названы полный уход Израиля со всех оккупированных арабских территорий, включая Иерусалим, и “обретение палестинским народом своих неотъемлемых национальных прав”. Впрочем — разве может арабский мир диктовать Садату его политику? Он теперь независимый государственный деятель, он получил значительную свободу действий благодаря захвату “линии Бар-Лева”.

Более того, демонстрируя свою гибкость, он может — благодаря вмешательству Киссинджера — добиться того, чего не смогли сделать его генералы на поле боя. Как заявил его министр иностранных дел Фахми: “Кто же еще, кроме США, сможет принудить Израиль к отступлению?”

Таким образом, несмотря на неспособность израильских и египетских военных достигнуть соглашения о разъединении войск в ходе переговоров, ни Иерусалим, ни Каир не считали, что все возможности в этом направлении исчерпаны. По просьбе правительств обеих стран Киссинджер вылетел из Вашингтона 10 января 1974 г. для проведения третьего раунда своей челночной дипломатии. Его первой остановкой стал Асуан, известный своим умеренным климатом, где Садат восстанавливал силы после бронхита. Беседа между ними проходила весь день 12 января. Киссинджер предложил своему собеседнику для рассмотрения израильские предложения о размежевании, которые привез ему в Вашингтон Моше Даян, — и ответы Садата позволили Госсекретарю сделать вывод, что стороны движутся к взаимопониманию, пусть и очень медленно. Затем, к вечеру 12 января, Госсекретарь вылетел из Асуана в Тель-Авив, а оттуда, в снегопад — редкое для этих мест явление, — отправился в Иерусалим, на рабочий ужин с израильскими руководителями.

Именно на переговорах, проходивших этим вечером, обозначились серьезные сдвиги в ближневосточной ситуации. Киссинджер информировал израильское руководство о том, что Садат предложил вариант немедленного разъединения войск при личном посредничестве Государственного секретаря — в качестве альтернативы переговорам на 101-м километре. Все соображения и детали могут быть обсуждены впоследствии, в ходе Женевской конференции, когда она возобновит свою работу. Израильтяне были поставлены перед непростым выбором: продолжать прямые переговоры или нет. С одной стороны, возможность вести переговоры непосредственно с противной стороной стала для Израиля основным побудительным мотивом для прекращения огня, а затем основным фактором, приведшим к согласию относительно открытия гуманитарного коридора для снабжения окруженной Третьей армии. Но, возможно, еще более привлекательной представлялась возможность разрядить при помощи Киссинджера опасную ситуацию, связанную с противостоянием двух армий. Ведь в ходе прямых переговоров не было достигнуто практических никакого прогресса — и еще меньший успех мог ожидаться на Женевской конференции, когда в переговорах будут участвовать враждебно настроенные советские представители и арабские министры иностранных дел. Израильтяне приняли решение не подвергать угрозе жизни своих солдат, и, как и ожидалось, их выбор вскоре дал ощутимые результаты. Курсируя между Асуаном и Тель-Авивом в президентском самолете, Киссинджер вскоре смог навести мосты между противостоящими сторонами. И вот 17 января он сообщил Никсону, что документ о разъединении войск готов, и на следующий день генералы Эла-зар и Гамази должны подписать его на 101-м километре.

Как преамбула, так и основной текст соглашения явственно несли следы того давления, которое США и весь мир оказывали на Израиль. Израильтяне должны были отойти не только с западного берега Суэцкого канала, но и со своих позиций на восточном берегу, на 6–7 миль в глубь Синая, а в общей сложности на 15 миль от самого Канала. Хотя при этом позиции Израиля не подвергались существенному ослаблению — перевалы Гиди и Митла оставались в их руках, — но в целом все это выглядело как одностороннее отступление. Впрочем, этот отход обусловливался согласием Садата на значительное сокращение египетского военного присутствия на восточном берегу канала — всего лишь 7 тыс. человек, 36 артиллерийских орудий и 30 танков, причем в определенной и ограниченной зоне. Египетские ракеты, размещенные на западном берегу, будут относиться исключительно к категории оборонительных. Среднюю — буферную — зону займут войска ООН, а в третьей зоне будут расположены израильские силы — на тех же условиях, что и египетские силы по другую сторону канала. Помимо официального двустороннего соглашения, пакет документов включал одиннадцать “частных” посланий Никсона, адресованных Садату и Меир, причем оба ближневосточных лидера также подписали восемь из них — и это означало, что как Египет, так и Израиль принимали на себя обязательства по отношению не только друг к другу, но и к третьей стороне — Соединенным Штатам. Самое важное из этих “частных” посланий содержало обязательства Садата приступить к очистке Суэцкого канала и восстановлению городов в зоне канала, что делало всю зону Суэцкого канала своего рода гарантом мира; кроме того, грузам невоенного характера из Израиля и в Израиль предоставлялось право свободного прохода через канал — хотя и не на израильских судах. И наконец, Соединенные Штаты принимали на себя обязательства осуществлять воздушную разведку в зоне разъединения войск, а также “в полной мере удовлетворять потребности Израиля в различных видах вооружений на долгосрочной основе”. В целом, соглашение нельзя было назвать невыгодным для Израиля.

Ко всему прочему, нельзя было и утверждать, что челночная дипломатия Киссинджера полностью заменила все прямые переговоры. Разработка детальных планов реализации соглашения была поручена генералам Яриву и Гамази в ходе их встреч на 101-м километре. На протяжении полутора недель генералы определили стадии разъединения, после чего взаимный отвод войск проходил без особых трудностей. Обе стороны строго выполняли свои обязательства. Немаловажно отметить и то обстоятельство, что на протяжении четырех с половиной месяцев, со времени начала переговоров на 101-м километре о снабжении египетской армии в конце октября 1973 г. и до окончательного отвода израильских войск к новой линии разъединения в марте 1974 г., израильские и египетские офицеры и солдаты находились в ежедневном контакте друг с другом, и постепенно напряженные отношения между ними сменились вполне приятельскими: они фотографировались вместе на память, хлопали друг друга по плечу и обменивались адресами, договариваясь приехать друг к другу в гости. Многие со всей серьезностью воспринимали последний параграф соглашения о разъединении: “Египет и Израиль не рассматривают настоящее соглашение как окончательный мирный договор. Этот документ представляет собой первый шаг на пути к окончательному, справедливому и прочному миру в соответствии с положениями Резолюции № 338 Совета Безопасности и в рамках решений Женевской конференции”.

К этому времени Киссинджер пользовался и в Египте, и в Израиле репутацией “чудотворца”. Именно его успешное посредничество при разъединении египетских и израильских войск, равно как и его обещание предпринять аналогичные усилия для разъединения противостоящих сил Израиля и Сирии, побудило арабские страны — экспортеры нефти отменить свое эмбарго с 18 марта — хотя рост цен на нефть при этом не прекратился. Промышленные предприятия в Европе и США вернулись к нормальному режиму работы, транспорт — к нормальному графику движения. Похоже, что складывалась благоприятная атмосфера для начала переговоров между Израилем и Сирией. Как Садат, так и король Саудовской Аравии Фейсал призывали Дамаск довериться Киссинджеру. Было очевидно, что переговоры о судьбе Голанских высот будут нелегкими. Сирийцы завоевали репутацию самых твердолобых националистов во всем арабском мире. Враждебное отношение к израильтянам в Сирии было более непримиримым и упорным, чем в любой другой арабской стране. Помимо всего прочего, правители Сирии были по большей части алавитами, меньшинством в стране, и народ относился к ним с недоверием — вследствие чего они, безусловно, не имели возможности свободно маневрировать и принимать компромиссные решения. Ко всему этому следовало добавить еще и личные качества Хафеза Асада. По словам Киссинджера, за всю свою дипломатическую карьеру ему не доводилось иметь дело с более неприятным и озлобленным человеком, чем этот сорокавосьмилетний отставной генерал ВВС. С виду абсолютно невозмутимый и бесчувственный, он имел раздражающую манеру время от времени что-то напевать про себя в самый разгар переговоров. И еще одно важное обстоятельство: Москва активно поддерживала Асада в его упорстве. Опасаясь, что Сирия может попасть под американское влияние, Советский Союз всячески старался сформировать неуступчивый и бескомпромиссный “фронт отказа”, в состав которого должны были входить Сирия, Ирак, Ливия и палестинцы. Пользуясь советской поддержкой, Дамаск настаивал на том, что Израиль должен вернуть часть Голанских высот немедленно, еще до начала переговоров, и взять при этом на себя обязательство в ходе переговоров полностью уйти с Голан.

Израильтяне поначалу проявили аналогичное отсутствие гибкости. Из всех уроков войны они хорошо усвоили два следующих: их северные враги фанатично жестоки, а на Голанах и в самом деле нет места для территориальных уступок. Всего лишь 60 миль отделяют западный склон Голанских высот от промышленного сердца Израиля, района Хайфа—Ако, и израильтяне осознали, что им жизненно необходим плацдарм на Голанах, который обязательно должен включать наблюдательный пункт на горе Хермон, и что без такого плацдарма время для предупреждения о нападении противника, равно как и размеры оборонительной буферной зоны, сокращаются до критической величины. Следует подчеркнуть, что это знание далось им дорогой ценой. Вместе с тем министры правительства Голды Меир понимали, что на некоторые уступки Израилю придется пойти и на Северном фронте. И дело было не только в американском нажиме. Сирийцы явно намеревались сохранять состояние напряженности вдоль линии прекращения огня. На протяжении марта и апреля они регулярно подвергали израильские поселения артиллерийскому обстрелу, и время от времени сирийские коммандос устраивали вылазки на территорию Израиля. Масштабы насилия увеличивались изо дня в день, становясь невыносимыми. За время с марта по май 1974 г. израильские вооруженные силы потеряли 37 человек убитыми и 158 ранеными.

Но существовал еще более значимый фактор, способствовавший изменению позиции правительства по вопросу Голан, — это судьба израильских военнопленных. Армия обороны Израиля насчитывала более 200 человек, без вести пропавших на Северном фронте, и не имелось никакой возможности выяснить их судьбу. Дамаск решительно отказывался предоставить список военнопленных или допустить к ним сотрудников Красного Креста. Но после наступления на Голанах были найдены тела израильских военнослужащих, изрешеченные пулями и со связанными руками, и можно было без труда представить себе судьбу тех солдат, кто все еще оставался в руках сирийцев. Каждый новый день их пребывания в плену был истинным кошмаром для всего израильского народа. Семьи пропавших без вести проводили демонстрации перед кнесетом и у канцелярии премьер-министра. Если бы удалось склонить сирийцев к малейшему проявлению гибкости, Израиль был бы готов сделать встречный шаг.

У Киссинджера имелся свой, и достаточно эффективный, план, с помощью которого можно было убедить Асада пойти на переговоры. СССР мог предложить сирийцам только оружие для дальнейших военных действий, при этом не давая никаких гарантий того, что отобранные Израилем территории будут возвращены. От США можно было ожидать большего, а именно помощи, причем не только финансовой, но и технической. Нельзя сказать, что такого рода перспективы были абсолютно безразличны сирийскому президенту. И вот в середине февраля 1974 г. Асад наконец дал свое принципиальное согласие предоставить список из 65 израильских военнопленных — при условии, что “чудотворец” Киссинджер согласится председательствовать на этих трехсторонних переговорах. Госсекретарь согласился и вернулся на Ближний Восток на следующей за тем неделе. Тем временем сирийские власти позволили представителям Красного Креста посетить пленных (после чего стало известно, что не менее 42 человек были убиты сирийцами прямо на Голанах и еще 11 умерли в плену от ран). Ряд коротких визитов в Дамаск и Тель-Авив убедили Киссинджера, что правительства двух стран могут прийти к некоторой договоренности. Вернувшись в Вашингтон, он продолжил переговоры с представителями сторон — Моше Даяном и руководителем сирийской разведки бригадным генералом Хикматом Шехаби. Постепенно позиции сторон начали сближаться.

Наконец, в конце октября, Киссинджер снова отправился на Ближний Восток — это был его шестой визит в регион с октября прошлого года. Челночные полеты продолжались на протяжении 32 дней, причем последний визит оказался самым продолжительным и напряженным в его практике. Недоверие обеих сторон было столь очевидным, что выведенный из терпения Госсекретарь дважды выступил с угрозой вернуться в США. Наконец 31 мая генерал-майор Герцль Шафир от Израиля и генерал Аднан Ваджи Таяра от Сирии подписали текст соглашения в Женеве (тем самым подчеркивалось, что данный документ принят в рамках Женевской мирной конференции). После 81 дня практически непрерывной стрельбы наконец замолчали орудия на Голанских высотах. В общих чертах соглашение напоминало аналогичный договор, ранее заключенный между Израилем и Египтом. Пакет документов включал основной документ, подписанный в Женеве, протокол, определявший статус войск ООН, и несколько “частных” американских посланий, адресованных Сирии и Израилю и содержавших заверения Никсона и Киссинджера и их разъяснения по ряду ключевых вопросов.