Садат был искренне благодарен израильтянам. На него произвела крайне неблагоприятное впечатление недавняя победа Бегина на выборах, равно как и то обстоятельство, что он включил в свой кабинет таких “ястребов”, как генералы Даян, Шарон и Вейцман. Однако он отреагировал соответствующим образом и на информацию, полученную в Касабланке, и на израильские обращения, переданные через Чаушеску и Саида Мерей. Вот почему египетский президент ответил, через посредство Марокко, что готов выслушать серьезные израильские предложения. В начале сентября 1977 г. Даян отправился с секретной миссией в Фес (через Париж) на личном самолете короля Марокко. Хасан проинформировал своего израильского гостя, что Садат и в самом деле заинтересован в заключении двустороннего соглашения. Через две недели, 16 сентября, Даян снова вылетел в Марокко. Там, в Рабате, его ждал заместитель премьер-министра Египта Хассан аль-Тохами.
Тохами сообщил Даяну о готовности Садата, вместо нежелательной для обеих сторон Женевской конференции, начать секретные двусторонние переговоры о разрешении израильско-египетского конфликта мирным путем. Однако Израиль должен будет, в качестве предварительного условия, вернуть Египту весь Синайский полуостров, а также достигнуть “договоренности” по палестинскому вопросу, в рамках которой Западный берег и Газа будут связаны с Иорданией. Со своей стороны, Садат готов предоставить Израилю любые возможные гарантии безопасности, включая даже размещение контингентов ООН по обе стороны границы в Синае. Даян отреагировал на это предложение с присущей ему прямотой. Израиль, разъяснил он, готов к восстановлению полного египетского суверенитета над Синаем, за исключением ключевых авиабаз у Акабского залива и поселений на Синае, в северо-восточной части полуострова. Кроме того, Израиль не намерен эвакуировать свои поселения, расположенные на Западном берегу. При этом Даян заметил, что эти и другие вопросы могут быть “уточнены” в будущем. Реакция Тохами на это была уклончивой. Во всяком случае, перед отъездом по домам они договорились через две недели вернуться в Марокко с более конкретными предложениями.
На следующий день, уже в Иерусалиме, Даян сообщил Бегину о результатах встречи. Премьер-министр выразил свое несомненное удовлетворение. Теперь он мог позволить себе прекратить разговоры о столь ожидаемой Картером Женевской конференции. Ответ из Каира прозвучал более чем внятно, свидетельствуя о появлении новых — и лучших — возможностей. Так оно и было. Садат со всей очевидностью проявлял готовность к новому курсу отношений между двумя странами. Позже он писал: “Именно тогда я, едва ли не бессознательно, обратился к внутреннему источнику своей силы, которую я обнаружил в себе, еще будучи узником камеры № 54 в Центральной тюрьме Каира [при англичанах], — силы, которую можно назвать талантом, или способностью, к осуществлению перемен”. Он решил принять новую стратегию, которая должна рассеять все сомнения Израиля. И вот 30 октября египетский президент вылетел в Бухарест, чтобы обсудить ситуацию в частном порядке с Чаушеску. “Я спросил Чаушеску, какое впечатление на него произвел Бегин. Он ответил мне: “Бегин хочет найти решение””. Как Даян дал понять Тохами, израильский премьер-министр мог и смягчить свою позицию по Синаю. На следующий день Садат вылетел из Бухареста в Тегеран. Шах Ирана Мухаммед Реза Пехлеви[293], сторонник умеренной позиции в арабо-израильском конфликте (Гл. XXXII. Иран — контрас: израильский след), также настоятельно рекомендовал Садату вступить в прямые переговоры с Бегином. Именно в ходе этой своей поездки Садат принял эпохальное решение: он отправится с визитом в Израиль.
Это действительно стало решением огромной важности — и притом полностью в духе Садата. Стремление к эффектным ходам было у него в крови — взять хотя бы его шпионские действия в пользу нацистской Германии, участие в покушениях на английских и египетских официальных лиц, не говоря уж о высылке советских военных специалистов из Египта и решении открыть в 1975 г. судоходство по Суэцкому каналу. Но эта, последняя, инициатива Садата была поистине ни с чем не сравнимой. Он вознамерился предложить всем арабским лидерам отправиться вместе с ним в израильский кнесет. Правда, дальше намерения дело не пошло. От своей инициативы в полном объеме Садату пришлось отказаться уже после первых ее обсуждений с королем Саудовской Аравии Халедом[294] и королем Иордании Хусейном. Тем не менее Садат решил не отступать от задуманного и отправиться в Иерусалим в одиночку. И вот 9 ноября, выступая перед Народным собранием Египта, Садат сказал: “Я готов отправиться в израильский парламент и там обсудить с ними этот вопрос [израильского отвода войск]”.
Эффект этого заявления был ошеломляющим. Исмаил Фахми[295], министр иностранных дел Египта, немедленно подал в отставку. Джимми Картер смешался и не нашел что сказать. Первая реакция Белого дома, выразившаяся в несколько растерянной поддержке инициативы Садата, последовала лишь несколько дней спустя. Впрочем, не меньшую растерянность проявил и Бегин — хотя он-то как раз сумел собраться и тут же направил (через посольство США в Тель-Авиве) официальное приглашение египетскому лидеру посетить Израиль и выступить в кнесете, назначив дату 20 ноября. Садат немедленно ответил согласием (через посольство США в Каире). Правда, перед этим, 16 ноября, он посетил Дамаск, чтобы разъяснить ситуацию Хафезу Асаду, но это была пустая трата времени. Сирийский лидер объявил по этому поводу день национального траура, и его чувства разделяли во всех странах арабского мира. В Израиле же, на фоне всеобщего естественного возбуждения, началась подготовка к визиту. Была приглашена первая группа египетских представителей, чтобы незамедлительно приступить к работе по обеспечению мер безопасности. Десять тысяч израильских полицейских были приведены в состояние полной готовности. Врачи в больницах дежурили в режиме неотложной помощи, и были сделаны запасы крови для переливания — с учетом групп крови Садата и его сопровождающих. Военные оркестры срочно разучивали египетский национальный гимн.
И наконец, 19 ноября 1977 г., в субботу к вечеру, Садат отбыл в Израиль. После того как президентский самолет вошел в воздушное пространство Израиля, почетный эскорт из четырех израильских истребителей сопровождал его до аэропорта имени Бен-Гуриона. Миллионы израильтян у телеэкранов смотрели, как египетский президент и его сопровождающие шли по красному ковру, под звуки артиллерийского салюта наций, обмениваясь рукопожатиями с израильскими государственными деятелями. Потом президентский кортеж направился в иерусалимскую гостиницу “Царь Давид”. На следующее утро египетская делегация молилась в мечети Аль-Акса, где их тепло приветствовали видные представители иерусалимской арабской общины, а затем прибыла в Яд ва-Шем[296], Мемориал Катастрофы европейского еврейства (который, согласно протоколу, посещают все высокие гости Государства Израиль). Наконец, вскоре после полудня, президент Египта торжественно прибыл в кнесет — под звуки фанфар, приветствуемый долгими, несмолкающими аплодисментами.
В ходе своей сорокаминутной речи Садат подчеркнул широту задач своей миссии. Мы говорим не о начале переговоров относительно заключения сепаратного мира между Израилем и Египтом, уточнил он, но о мире между Израилем и всеми его арабскими соседями. При этом Садат особо отметил важность полного отвода израильских сил с контролируемых территорий. Закончил он свое выступление предложением, которое народ Израиля хотел услышать в течение тридцати лет: “Со всей искренностью я говорю: мы хотим, чтобы вы жили здесь в безопасности… Я заявляю всему миру, что мы хотим жить с вами в постоянном мире, основанном на справедливости”. После продолжительных аплодисментов на трибуну поднялся Бегин, который тепло поблагодарил гостя, но при этом подчеркнул, что Иерусалим никогда больше не будет разделен, как не будет Западный берег превращен в государство Организации освобождения Палестины. Премьер-министр также пригласил всех “законных” выразителей чаяний арабского народа, живущих в “Земле Израиля”, встретиться с ним и президентом Садатом для свободной дискуссии. Нельзя сказать, что Садат был потрясен таким ответным словом. Впрочем, вечером этого дня, в ходе доверительной беседы, они с Бегином достигли согласия по как минимум двум ключевым позициям: война “исключается” как средство решения спорных вопросов, а Египет восстанавливает свой суверенитет над Синайским полуостровом. Заверив друг друга в том, что их встречи продолжатся в ближайшее время, Садат и Бегин на этом закончили беседу. На следующий день, 21 ноября после полудня, Садат вернулся домой.
Холодный свет зари
В Каире около миллиона человек встречали Садата по пути из аэропорта. На волне всенародной поддержки он собрался было созвать свой международный форум — имея при этом в виду, чтобы он мог бы стать альтернативой Женевской конференции. С этой целью он разослал приглашения арабским странам, а также Израилю, Советскому Союзу и Соединенным Штатам. Бегин оценил важность этого приглашения и немедленно ответил согласием. Однако СССР, арабские страны и ООП ответили отказом. Более того, арабские лидеры, собравшись на чрезвычайной сессии в Триполи, столице Ливии, осудили инициативу Садата и приняли решение заморозить дипломатические отношения с Каиром. И Садат был вынужден признать реальность ситуации: переговоры теперь будут вестись только между Египтом, Израилем и (надо надеяться) США. Без особого энтузиазма президент Картер был вынужден согласиться на эту трехстороннюю формулу.
Тем временем, в декабре 1977 г. Моше Даян и заместитель премьер-министра Египта Тохами снова встретились в Марокко. В ходе этой встречи Даян ознакомил собеседника с деталями предложений его правительства по Синаю. Речь шла о возвращении полуострова Египту на основе предлагаемого израильтянами графика, причем отвод войск предполагалось завершить в 2000 г. Тохами высказал свое возмущение таким предложением и холодно поинтересовался, уж не считают ли израильтяне, что ради такого растянутого графика отступления Садату стоило навлекать на себя проклятия всего арабского мира. И еще один аспект: соглашение по Синаю не может быть достигнуто без параллельного решения палестинского вопроса. Участники встречи вернулись домой в мрачном настроении; Бегин и его советники принялись за разработку предложений по Западному берегу и Газе, которые были бы в большей степени приемлемыми для обеих сторон. Однако новый план, сформулированный юридическим советником премьер-министра Агароном Бараком[297], оказался еще менее приемлемым, чем изначальный план Даяна—Розена (Гл. XXVII. Садат в поисках мира). Согласно этому документу, Палестинская автономия получала в свое ведение только такие вопросы, как культурная и религиозная деятельность, а также здравоохранение, социальное обеспечение, торговля и туризм. Вопросы безопасности и поддержания общественного порядка — что, в сущности, означало также землепользование и землеустройство — оставались в ведении Израиля. Жителям-арабам предоставлялся выбор: израильское гражданство или иорданское подданство, но речи не могло идти о “палестинском” гражданстве. Единственная уступка Бегина Садату сводилась к тому, что он согласился “временно” отложить решение вопроса о суверенитете. Что же касается Синайского полуострова, то израильские предложения по-прежнему предусматривали отвод войск в два этапа, причем эвакуация поселений в Рафиахе (Ямит) и ключевых авиабаз у Акабского залива откладывалась до конца столетия.
Прежде чем предложить эту формулу Садату, Бегин решил опробовать ее на Джимми Картере, и с этой целью он вылетел в Вашингтон в середине декабря, чтобы ознакомить с документом президента США и Государственного секретаря Вэнса. Американская реакция на документ была как минимум сдержанной, и общая оценка была сформулирована следующим образом: “Документ представляет собой приемлемую основу для дальнейших переговоров”. Интересно, что резкий отпор Бегин получил не в Вашингтоне, а в Иерусалиме. Многие члены его кабинета восприняли этот план как откровенную рекомендацию к созданию, в конечном итоге, Палестинского государства. Бегин и Агарон Барак, находясь в полной растерянности, немедленно пересмотрели формулу, указав, что Израиль оставляет за собой не только вопросы публичного права и поддержания общественного порядка на Западном берегу, но также и обеспечение “постоянной безопасности” границ региона. Беженцы, покинувшие свои дома после Шестидневной войны, получат разрешение вернуться лишь в “разумных” количествах и на основе единогласного решения совместной израильско-иорданско-палестинской комиссии. Такое же единогласное решение будет необходимо и для передачи властных полномочий совету Западного берега. И этот, пересмотренный и переработанный, план Бегин взял с собой на встречу с Садатом в Исмаилии, которая была намечена на 25 декабря 1977 г.
До сих пор встречи между египтянами и израильтянами проходили в дружественной обстановке. Встреча в Исмаилии стала первым исключением из правила. Садат холодно проинформировал своего гостя, что план по Синаю не годится даже как основа для обсуждения; что же касается палестинской формулы, то ее следует “изучить”. Отнюдь не обескураженный, Бегин по пути домой в самолете все еще пребывал в уверенности, что примирение между двумя странами является вполне возможным. Следовало только выделить в самом процессе проведения переговоров два направления — военное и политическое. Вопросы, связанные с первым направлением, будут обсуждаться израильской и египетской переговорными группами в Каире, а по второму направлению аналогичные группы будут работать в Иерусалиме. Израильскую военную делегацию первоначально возглавил министр обороны Эзер Вейцман. Живой и общительный человек, Вейцман буквально с первого взгляда достиг взаимопонимания с Садатом. Именно ему египетский президент и высказал свое крайнее удивление позицией, занятой Израилем по вопросу Синайского полуострова. В Бухаресте он, Садат, получил заверения, что Синайский полуостров будет возвращен под египетский суверенитет. Но, удивился президент, о каком же суверенитете сейчас идет речь? На это Вейцман ответил, что авиабазы в Синае обеспечивают защиту внутренних районов Израиля, причем не столько от египетской опасности, сколько от угрозы со стороны Ирака и Саудовской Аравии, а также что только Синайский полуостров дает израильским ВВС необходимое пространство для развертывания подразделений боевых самолетов. Но на Садата вся эта аргументация не произвела ровным счетом никакого впечатления. В середине января 1978 г. заседания египетско-израильской переговорной группы по военным вопросам были временно приостановлены.
Переговорная группа по политическим вопросам начала свою работу в Иерусалиме на четыре дня позже, при участии Государственного секретаря Сайруса Вэнса. Египетскую делегацию возглавлял министр иностранных дел Ибрагим Камил. Обе стороны заранее договорились не тратить времени на пустую риторику и воздерживаться от взаимных обвинений. Эта договоренность, однако, не помешала Бегину на банкете, устроенном в честь начала переговоров, посвятить свою речь восхвалению положительных сторон объединенного Иерусалима, а также Иудее и Самарии, навсегда вошедшим в состав Эрец-Исраэль. Вечером этого дня Камил позвонил Садату и сказал, что Бегин своим выступлением предрешил неудачный исход переговоров. Президент согласился с мнением своего министра иностранных дел и отозвал египетскую делегацию через 48 часов после ее прибытия в Израиль. Садат буквально впал в отчаяние, однако в июне 1978 г. он обратился к Эзеру Вейцману как к человеку, с которым у него сложились хорошие отношения. Оба политика договорились о встрече в Австрии, где у Садата в Зальцбурге была зимняя резиденция. Египетский президент предупредил своего собеседника, что если к октябрю не удастся достигнуть положительных результатов, то он будет вынужден уйти в отставку. Затем Садат повторил, что рассчитывает на полный отвод израильских сил с Синайского полуострова; что же касается Западного берега, то он готов принять более скромную программу для палестинской квазиавтономии. Во всяком случае, в качестве предварительного и одностороннего жеста доброй воли он хотел бы получить от израильтян Эль-Ариш или гору Синай. Вейцман внимательно выслушал своего собеседника; по возвращении же домой на следующий день министр обороны объявил своим коллегам по кабинету, что Садат просит всего лишь “большой фиговый листок” для прикрытия палестинской проблемы — неужели правительство не может пойти ему навстречу? Однако пять дней спустя, пока Бегин обдумывал пути удовлетворения этой “необременительной” просьбы, Даян встретился в Великобритании с египетским министром иностранных дел Камилом, и тот не выразил никакого энтузиазма по поводу прикрытия “фиговым листком” ни синайской проблемы, ни проблемы Западного берега. Тогда Бегин дал единственный, по его мнению, возможный ответ. “Ничего в обмен на ничто”, — заявил он на пресс-конференции. Как непреклонная суть, так и бесцеремонная форма ответа вызвали возмущение Садата, и он прекратил переговоры с израильской военной делегацией в Каире. После этого все контакты должны были осуществляться при американском посредничестве.
Тем временем прошло уже восемь месяцев со дня памятного визита Садата в Иерусалим. Египетский президент поставил на карту свою репутацию в арабском мире ради того, чтобы добиться скорейших результатов. Но и потом, когда прямые переговоры явно стали терпеть неудачу, он не терял надежды, рассчитывая на сторонников мирного курса в Израиле. В марте 1978 г. около 350 старших офицеров запаса подписали открытое письмо Бегину, пытаясь убедить его в целесообразности принятия идеи “территории в обмен на мир”. Этим письмом заявило о своем создании движение “Мир сейчас” (Шалом ахшав[298]), которое поддержали университетские профессора, руководители кибуцного движения и многие видные общественные деятели, принадлежавшие к среднему классу, с высоким образовательным уровнем, преимущественно ашкеназы по происхождению; кроме того, в поддержку идей движения высказались 30 членов кнесета, представлявшие шесть партий, и шесть видных генералов запаса (в том числе Хаим Бар-Лев и Узи Нар-кис). Следует отметить, что именно генералы ставили под сомнение мнимые военные преимущества сохранения Западного берега под израильским контролем. В случае возникновения критической ситуации, подчеркивали они, может возникнуть необходимость в разделении воинских подразделений с тем, чтобы обеспечить защиту каждого из разрозненных поселений. Более того, рост еврейского присутствия на территории с высокой плотностью арабского населения увеличивал опасность террора, что, в свою очередь, требовало введения еще более многочисленных воинских контингентов. И, ко всему прочему, сторонники движения “Мир сейчас” боялись, что Бегин, находясь в плену своих ревизионистских догм, способен принести в жертву уникальную возможность положить конец тридцатилетнему периоду насилия и кровопролития. Именно опасения такого исхода делали выступления сторонников движения необыкновенно бурными; в некоторых из демонстраций Шалом ахшав принимало участие до 30 тыс. человек.
Известия о растущем давлении на Бегина внутри страны, возможно, действовали на Садата ободряюще. Впрочем, он понимал, что подписывать соглашение ему предстоит все-таки с правительством Бегина — а это правительство по-прежнему пользовалось поддержкой большинства израильтян, которые, памятуя долгие годы жизни под угрозой уничтожения, сохраняли недоверие к враждебно настроенным арабским соседям. Даже Соединенные Штаты были не в состоянии развеять это недоверие. К лету 1978 г. администрация Картера выдвинула целый ряд предложений относительно решения проблем Синая и Палестины, включая представляющий интерес план пятилетнего переходного периода для Западного берега и Газы, который не произвел на Бегина и его советников никакого впечатления.
С другой стороны, именно отсутствие значимых успехов в переговорах способствовало достижению, буквально в последнюю минуту, процедурного соглашения между израильтянами, египтянами и американцами. Садат и Бегин 8 августа 1978 г. публично ответили согласием на приглашение Джимми Картера прибыть в США 5 сентября и совместно обсудить остающиеся разногласия в президентской резиденции Кэмп-Дэвид. И такая спешка была вполне оправданной. Средства массовой информации превратили взаимные упреки, которыми обменивались Иерусалим и Каир, в бурю обвинений и контробвинений. Картер, Садат и Бегин одновременно осознали, что движение к миру может быть восстановлено лишь благодаря решительному дипломатическому вмешательству самой сильной державы мира.
Отход и прорыв
Итак, 5 сентября 1978 г. делегации Египта и Израиля, возглавляемые Садатом и Бегином, прибыли порознь в Кэмп-Дэвид (штат Мэриленд). Несмотря на то что устроители встречи всячески поощряли атмосферу неформальности (в частности, всем участникам было предложено носить спортивную одежду), вскоре стало очевидным, что переговоры будут нелегкими. На следующий день, после обеда, Садат зачитал вслух Картеру и Бегину свой меморандум. Документ содержал все те жесткие требования, которые арабская сторона когда-либо предъявляла Израилю — от возвращения беженцев 1948 г. и до отхода Израиля к “Зеленой черте” 1967 г. и отмены объединения Иерусалима. Бегин пришел в ярость и вознамерился немедленно покинуть Кэмп-Дэвид. Моше Даяну едва удалось его успокоить. Однако две последующие встречи, полные разногласий и прошедшие в тяжелой обстановке, отнюдь не способствовали сближению позиций, занимаемых сторонами. Не улучшили положения и последующие четыре дня трехсторонних встреч между членами делегаций. В ходе частных бесед Картера с гостями Бегин проявлял такую же неуступчивость, как и Садат. Не может быть и речи, сказал он, об эвакуации израильских авиабаз или израильского анклава на Синае, а также израильских поселений в Иудее и Самарии. Будучи не в силах выносить его упрямство, Картер предостерег Бегина, что отношения между Вашингтоном и Иерусалимом могут “стать напряженными”. “Я попрошу вас, господин президент, воздержаться от угроз”, — не без резкости ответил Бегин.
Картер и его советники настойчиво предлагали один вариант за другим. Все возможные сферы соглашений были пересмотрены и уточнены при участии Агарона Барака и д-ра Осамы аль-База, ближайшего советника Садата. Наконец 12 сентября, в ходе частной беседы с Садатом, Даян наметил выход из непростой ситуации. Вернувшись к себе, он изложил свои соображения группе советников: “Надо сосредоточиться на проблемах Синая, — сказал им министр иностранных дел. — Я уверен, что Садат хочет именно этого”. И в самом деле, инстинкт в свое время не подвел Эзера Вейцмана: египтяне действительно были готовы согласиться на “большой фиговый листок” для прикрытия палестинской проблемы в обмен на гибкий подход Израиля к проблемам Синайского полуострова. Картер, в свою очередь, заметив перемены в позиции Даяна, пошел на разделение этих двух проблем и сосредоточил свое внимание на достижении двух разных соглашений: мирного договора между Египтом и Израилем и имеющей более общий характер договоренности об урегулировании палестинского вопроса.
Со своей стороны, Бегин продолжал настаивать на сохранении как синайских авиабаз, так и поселений. Картер, однако, дал ему понять (через Даяна), что в том случае, если результатом продолжающейся израильской оккупации Синая станет новая война, Израилю не следует рассчитывать на американскую поддержку. В ходе встречи с глазу на глаз с Даяном Садат также высказался в ультимативном тоне. Утомленный, на грани нервного срыва, египетский президент уже попросил, чтобы приготовили вертолет, — он не намеревался оставаться в Кэмп-Дэвиде, если не наметится выход из тупика. “И будьте добры, передайте от меня Бегину, — перешел он на крик, — что я никогда не соглашусь на сохранение поселений! Зачем вы говорите о вещах, на которые, как вам хорошо известно, я не соглашусь? Зачем нам и дальше мучить президента Картера?” И тут Садат неожиданно подсластил пилюлю. Если Израиль согласится полностью уйти с Синайского полуострова, то через девять месяцев после подписания мирного договора можно будет установить дипломатические отношения в полном объеме между двумя странами. И при этом — ни слова о Палестине. Даян поспешил к премьер-министру с этими новостями, и Бегин внимательно его выслушал.