– Я хочу стать твоим другом. Ты не возражаешь? – и протянул Виктору руку.

Он улыбнулся, насколько это было для него возможным, и протянул мне свою. Она была маленькой, сухой и вдобавок ко всему очень холодной. Я только слегка обвил его руку своими пальцами, чтобы не причинить боль. Он еще раз улыбнулся, а точнее, сделал попытку.

– Ну что, рассказывай, какие у вас тут порядки? Ты ведь наверняка все знаешь, – тихо и очень медленно произнес я.

– Да! Знаю, – ответил Виктор.

Хотя я и сам все знал. В подробности режима меня посвятила Эмилия и дала четкие указания на разные случаи. Поэтому мальчик не мог поведать мне чего-то нового, но таким образом я старался максимально сблизиться с ним и попытаться войти в его узкий круг друзей. Так, по крайней мере, посоветовала поступить Эмилия, чтобы Виктор мог полностью доверять мне и делать то, о чем я просил бы его. Нередко дети, узнавшие о своей скорой смерти, закрываются в себе, абстрагируются от внешнего мира и начинают считать себя одинокими. Этого нельзя допускать. Так их организм еще быстрее исчерпывает свои ресурсы, не получая поддержки извне.

– Сейчас у нас прошли процедуры, а теперь свободное время. После обеда – сон. Потом снова процедуры и свободное время. А потом ужин… – перечислял Виктор.

– Хорошо. У тебя сейчас свободное время, а можем мы пойти погулять?

– Недолго можно, совсем чуть-чуть. Так говорят старшие.

– Я надеюсь, нам разрешат чуть подольше. Ты не против?

Он замотал головой, а после скомандовал:

– Мне нужно одеться. Пошли.

Взяв за руку, Виктор повел меня к себе в комнату. Он шел очень медленно и как бы прихрамывая. Смотря на Виктора сзади, я видел, что его ножки были такими же тонкими, как и ручки. Тем не менее он шагал очень уверенно, крепко держа меня за руку, но при этом старался сжимать еще сильнее. Я даже смог прочувствовать его слабое сердцебиение, которое ощущалось через лучевую артерию.

Каждая комната в хосписе предназначалась только для одного ребенка с родителями. Все они были однотипны: детская кроватка, тумбочка, шкаф, кровать побольше, небольшой телевизор, и обязательным атрибутом являлся цветок, стоявший на подоконнике. Комната Виктора ничем не отличалась от других за маленьким исключением: на его окне стоял не цветок, а кактус. Поначалу я был удивлен этим, но позже Эмилия мне объяснила, что так захотел сам мальчик.

Мы потихоньку стали одеваться. Виктор показывал вещи в шкафу, которые следует достать, а я очень аккуратно пытался их надеть на него. Как я успел заметить, гардероб был довольно скудным. В шкафу, помимо взятых из него кофты, брюк, куртки и шапки, остались лишь одни штаны и серая рубашка. Я поинтересовался у Виктора, почему у него так мало одежды, на что он пожал плечами. Я пообещал привезти ему новую одежду. Дело было вовсе не в ее количестве, а в том, что она не совсем подходила по размеру и была прилично поношенной.

Погода оставалась сносной с момента моего первого приезда в хоспис. Пасмурные облака целыми днями гуляли по небу, но так и не собирались в дождевые или снежные тучи. Солнце пусть и редко, но все же показывалось на глаза. Ветер был переменным, в основном усиливался к ночи, а с утра становился практически неощутимым.

Мы вышли во двор. Поток свежего воздуха сразу ударил в лицо. Я посмотрел на Виктора. Он старался глотать своим ртом каждое новое дуновение ветра, закрывая при этом глаза и приподнимая голову к небу. Мы так простояли не меньше пятнадцати минут, пока он наслаждался этим занятием. У меня и мысли не возникло оторвать его от этого, несомненно, важного дела. Пока я наблюдал за ним, ритм моего сердца, подобно ливанскому народному танцу, чередовался от быстрого к умеренному.

– Хорошая погода, не правда ли? – изрек Виктор, закончив, как выяснилось позже, свой каждодневный ритуал.

– Наверное, – усомнился я.

– Почему «наверное»? Посмотри, как светло! – он отпустил мою руку и сделал оборот вокруг своей оси.

– Светло, но ведь погода бывает и другой. Ты знаешь другую погоду?