Я ни разу не назвал ее по фамилии и тем более не употреблял обращений «фрейлейн» или «фрау», потому что не знал, как правильно. Приходилось бескультурно, но зато, не напоминая об утрате, обходиться одним именем.

Я вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь. Меня внезапно охватило уже знакомое чувство. На меня кто-то смотрел. Я повернулся. И оказался прав. Из-за угла выглядывал маленький мальчик. Точнее, видно было только его голову. Когда он понял, что я заметил его, мальчуган показался полностью.

На вид ему было не больше девяти лет, но более точно я определить не мог. Выглядел он очень плохо. Его голова, формой напоминавшая яйцо, была полностью лысая и белая, темные глаза посажены глубоко в глазницы, а губы представляли собой две тонкие нити розовато-бледного оттенка. Лицо мальчишки также отдавало бледностью, а сам он был настолько худым, что через майку четко выделялись ключичные кости. Но в целом, как ни странно, его лицо мне показалось знакомым, хотя я не мог понять, где и когда видел его. В этот момент из кабинета вышла Эмилия. Увидев нас, смотревших друг на друга, она сначала грозно посмотрела на мальчишку, а затем и на меня, но только уже с презрением.

– Виктор, что ты тут делаешь? У тебя сейчас должен быть сон… – сказала она по-английски.

Я удивился. Я и представить не мог, что в немецком хосписе находятся не только дети-граждане государства, но и дети-иностранцы.

– Я… я услышал, как вы разговаривали… – слабым, хрипящим голосом произнес мальчик. – А вообще я шел в туалет, – его глаза забегали.

– Хорошо. Отправляйся к себе. Скоро будем полдничать, – подойдя к нему, Эмилия погладила его лысую голову.

Она сделала это с такой любовью, которая присуща только матери по отношению к своему ребенку, и в ту же секунду я понял: Эмилия любит всех живущих в доме детей до беспамятства, и ей все равно, что они не родные по крови, главное – они родные по душе. Мальчишка пятился назад, не отрывая своих темных глаз от меня до тех пор, пока не скрылся за углом. Только после этого я смог нормально вздохнуть и восстановить учащенное дыхание. Эта встреча подействовала на меня сильнее чего бы то ни было на свете. Алкоголь, сигареты, наркотики и даже любовь не могли сравниться с тем чувством, которое наполняло меня в тот момент. Ему нет названия и оно неописуемо. Это ядреная смесь любви с уважением, пониманием, тревогой, переживанием и еще Бог знает с чем.

– Ян, что с вами? – Эмилия сдвинула брови.

– Нет. Ничего…

– Чему вы так удивились?

Видимо, уж очень явным было выражение моего лица, что она так легко смогла определить правильную эмоцию.

– Этот мальчик… Как вы сказали?

– Виктор…

– Виктор… Он показался мне… Такое ощущение, что я видел его где-то, но не могу понять, так это или нет.

– Это не имеет значения…

– А если где-то видел в действительности, то где именно? – не слыша Эмилию, продолжал я.

– Дорогой Ян, это не имеет смысла. Где бы вы не видели Виктора и кем бы он вам ни приходился, это не важно.

– Почему?

– Потому что он, как и все здесь, неизлечимо болен. Этот мальчишка… – она замолчала.