— Слушай, если ты им понадобишься, тебя все равно найдут. Или вызовут повесткой. Ты не обязана тут куковать. Эта квартира доведет тебя до психушки.
Надо же, какой заботливый! А то, что именно он едва не довел меня до психушки, это нормально, да?
— Я сама уеду. На электричке.
— Ну как знаешь. — Он снова боялся на меня смотреть, и его блуждающий взгляд зацепился за верхний лист черновика. — Кстати, я помню этого Щербинина. Это политик, да? Он ей ад устроил за ее статью.
— Что? — удивилась я. — Она мне не рассказывала.
— Да, это было четыре месяца назад, на новогодних праздниках. Мы так и познакомились.
— Расскажи, — неожиданно попросила я. Что это изменит? Чтобы я знала, в каких обстоятельствах можно таких принцев встретить? Но тут уже стоит слово «принц» заключать в кавычки. Тем не менее мне почему-то очень хотелось знать.
— Какие-то придурки подкараулили ее во дворе, избили и сломали ноут. Я вовремя вмешался, тоже от друга поздно шел, друг как раз в этом дворе жил. А она топала из редакции, дорогу сокращала.
— С остановки…
Светка давно уже копит на машину, но все никак не купит. Журналистам небольших изданий платят мало. Однако работать в каникулы все равно приходится… «Такая ли уж это работа мечты?» — вдруг подумала я.
— Ну да, наверно, я так и не удосужился выяснить, где ее редакция расположена. Парни хлипкие были, увидев меня, разбежались. Я ВДВшник, в тельняшке был и куртке нараспашку. Мы с друганом служили вместе и встречаемся всегда. Ну вот. Но ей один козел успел вмазать по лицу.
— Господи, синяк под глазом! — вспомнила я.
— Да! Так ты в курсе?
— Нет! Она сказала, что упала! Тогда очень скользко было, снег сперва растаял, когда резко потеплело, а потом все замерзло. Я еще смеялась над ней, дескать, как это можно так упасть — на лицо, не на нос даже, а на скулу. Я тоже упала за пару дней до того, и у меня фингал был на бедре и рука ободрана. Но я ей почему-то поверила… Зачем она соврала?
— Не знаю.
Зато я знаю. Она никогда не жаловалась. Не потому что такой оптимистичный, неунывающий человек. Не потому что не хочет расстраивать близких людей. А потому что любит блистать, любит, чтобы ей завидовали, любит смотреть на всех свысока. Избили — это не для нее. Да, мужики, да, она хрупкая девушка, но тем не менее. Избили — значит, ты слабый. Отобрали компьютер и сломали — значит, ты слабый. Это как буллинг в школе, мучают всегда самых слабых, тех, кто не может дать отпор. Она мне вообще не собиралась с фингалом показываться, я ей звонила, помню, на днях, рассказывала как раз, как упала, звала в гости на блины, но она не пришла. Я чисто случайно ее встретила в подъезде потом. Вот она и ляпнула первое, что пришло в голову — просто повторила мою реальную историю. Упала. Даже место то же назвала. Чтобы я поверила. На улице она шла в больших солнцезащитных очках в пол-лица, невзирая на зиму, но, зайдя в подъезд, сняла их. Мы встретились на первом этаже. Свет у нас не ахти, но именно там, возле почтовых ящиков, хорошая лампочка. Даже макияж не скрыл синяк на скуле. Про комп вообще ничего не стала говорить; видно, просто купила новый. А может, так и не купила, раз черновик ее последней статьи — на бумаге.
— Ясно.
— Вот, мы тогда разговорились, ей пришлось рассказать, кто они, я ведь явился в роли спасителя. Она сказала, что написала разоблачающую статью про политика Щербинина, который собирается баллотироваться в мэры. Я ее просил больше не связываться с ним. Но она вряд ли послушала.
— Не послушала, — кивнула я. — Новая статья, которую она планировала. Это про него опять.
— Не про Ротонду разве? Ты же говорила.