Бушуя, я ходила по спальне, сжимая виски и качая недоуменно головой. Зачем я тогда согласилась? Надо было слать его подальше… В то же время это может быть полезно для расследования. Если у Светки был еще какой-то коварный план и она посвятила в него Алексея, это может помочь в ее поисках.

Шло время, Алекс задерживался. Я сверилась с расписанием. Так и есть, его не поменяли, электричка в начале седьмого. У меня есть в запасе два часа. Вещи собраны. Только вернуть ключ туда же, откуда мы его взяли. И все. Провалитесь вы все: Светка, квартира, Алекс, Юлиан, Петя, расследование и странная квартира. Надоели!

Я перекусила, и только тогда он появился.

— Извини, пробка, авария на трассе.

— Ну окей… — промямлила я, даже не пытаясь делать вид, что меня все устраивает и я не раздражена хотя бы немного.

Он, видимо, это считал по моему тону и еще раз извинился. Затем прошел в спальню, сел в свое любимое кресло (а впрочем, оно же осталось в одном экземпляре, не на кровать же ему садиться) и опять начал играть в молчанку.

— Ну! — поторопила я. Раньше его молчаливость казалась признаком мужественности, надежности, мудрого спокойствия. Теперь она только злила, ведь я-то знала, что это трусость и чувство вины. А еще неумение подбирать слова.

— Ты же не говорила следователю обо всех этих странностях с квартирой, да? — с надеждой, настолько ярко выраженной, словно он Богу молился, а не задавал мне стандартные вопросы, произнес Леша.

— Ну, — повторила я. Затем, смягчившись, пояснила: — Он и так считает, что я это все выдумала. Еще не хватало говорить, что у меня картины на стенах меняются.

— Ясно. И не следует. Короче, ты только не обижайся, я думал, ты уже поняла, но раз ты паникуешь… Картину я повесил. И поменял потом на другую.

Я не сразу заметила, но у него с собой черный непрозрачный пакет. Оттуда он достал первоначальное изображение — распустившийся бутон розы.

Я не поленилась, поднялась с кровати и взяла картину. Да, это она. Повернула другой стороной — петля действительно кривится на одну сторону. Потому, как и говорил Юлиан, «кривоватость» нивелировалась, и она висела ровно. И потому-то я вначале не заметила ее: картины просто не было, когда я делала обход, он повесил ее чуть позже, перед тем как уехать. А когда остался на ночь, поменял на другую. Хотя нет, масонские символы появились вроде бы позже. Ведь, когда он уходил в тот раз, пожаловавшись на картину, я заглянула в комнату и она еще была прежней! Видимо, мне показалось, я ведь не приглядывалась.

— Но зачем?! Чтобы меня напугать?

— Не напугать. Светка тебе должна была написать что-то по поводу того, что ее этот знак преследует. Ну вот, чтобы он и тебя «преследовал», — фыркнул он иронично. Мне же это казалось несмешным, потому я даже не улыбнулась. — Она заказала у знакомого мастера две почти одинаковые работы. Ночью я их поменял. Ты просто не сразу заметила, что картина изменилась, вот и испугалась.

— Но ты же говорил… — Я покраснела от собственной глупости. — Ах, ну да, специально. Он кивнул. Конечно, потому-то он прекрасно себя чувствовал, когда второй раз здесь ночевал. Ему уже не надо было притворяться. — Погоди! А черновик!

— Какой черновик?

— Светкиной статьи! Это ты положил его в морозилку? Но когда? Ты был здесь?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ну, когда я за мороженым ходила! Ты заходил в квартиру, так? И волосок еще приделал, как он висел? — Он смотрел на меня, как на полоумную, поэтому я гепардихой метнулась на кухню, где оставила черновик Светкиной статьи, и, прибежав обратно, сунула ему под нос. — Вот! Тут было стерто одно предложение. Это было написано ручкой «пиши-стирай». Стертое проявляется на холоде!

Он смотрел непонимающе.