Господи, о чем я думаю? Квартира оплачена по понедельник, больше моей ноги здесь не будет, какая мне разница, криво висит картина или ровно? Проблема в том, что она теперь вообще никак не висит, и лучше бы я не подпускала к ней Юлиана.
Здесь я вспомнила о том, что он хотел со мной обсудить исчезновение Светланы и расследование, а он — о том, что пакет с ананасом остался на полу прихожей, в итоге мы переместились на кухню. Там же, на холодильнике, отыскалась широкая ваза из желтого стекла, в которой вскоре с комфортом устроились красивые розы на длинных стеблях. В окно струился золотой солнечный свет — такой редкий в нашем регионе; за столом орудовал большим тесаком необычный парень с рыжевато-карими глазами, нарезая кружками сочный яркий ананас на оранжевой стеклянной доске; тонкий аромат лимонных роз потихоньку наполнял пространство, и я вдруг подумала, что обилие желто-оранжевой гаммы должно возродить в моей душе если не счастье, то хотя бы покой и тихую радость.
— Ну, — надкусывая ананас, вернула я его к главной теме, — так о чем ты хотел поговорить?
— Как там твой мужлан? Не возвращался?
— Я поняла, «мужлан» — твое любимое слово. — Он не среагировал, посему я просто ответила на вопрос: — Мы с ним вместе нашли место, где держали Свету.
— Как удачно совпало, — фыркнул он недоверчиво. — Дай угадаю: он сам указал тебе на это место?
Я покачала головой:
— Вообще-то я.
— Ну допустим.
— А давай допустим, что ты сам будешь что-то рассказывать. Ты же хотел со мной поговорить, не так ли? Или это был повод со мной встретиться?
Он закатил глазки.
— Раскусила! Что поделать, умная попалась блондинка…
— Как театр?
— Что?
— Как — что? Ты же уехал от меня в тот раз на какое-то представление, которое собирался посмотреть с прекрасной милой пожилой дамой.
— Насчет прекрасной и милой ты загнула, дорогая, но в целом все так и было. Я просто весь спектакль проспал и посему не смогу удовлетворить твое любопытство. А сам театр украшен с размахом, скажу я тебе. Много позолоты в интерьере, даже чересчур. Цены в кафе бомбические. Старушка моя очень сильно по этому поводу ругалась и даже запустила в официанта эклером. Ну вот и все, что осталось в памяти.
— Негусто. Что же ты с ней по театрам расхаживаешь, коли она вредная такая?
— Приходится терпеть, — хмыкнул он, — ради жилья. Но вообще-то она нормальная. Ладно, если мы достаточно пообщались и хорошо теперь знаем друг друга, то, может, переселимся в спальню?
— А может, ты переселишься в свою квартиру на Гороховой?
— Хорошо, я понял, нравственная ты моя. Давай еще пообщаемся.