Нет, она бы такое не устроила, снова подумал Пророк, потрясенный, оглядывающий не декорации в месте съемок какого-нибудь блокбастера, а настоящее, реальное место трагедии. Она бы не стала, это бессмысленно, зачем? Увиденное подкрепило уверенность, твердо стоящую на своем: то, что он сейчас видел перед собой – дело рук не Фатимы. Кото-то гораздо более страшного.

Целый квартал разрушен, сколько же людей умерло здесь этой ночью? И ради чего? Нет, она так не работала, никогда.

Страх снова вполз в сердце, если кто-то способен устроить такое ради сохранения своих тайн, на что еще этот кто-то пойдет ради достижения более высоких целей? Внезапно тихий, трусливый и такой отравлено-сладкий голос зашептал в самой глубине души: уходи, уходи сейчас и забудь об этом. Забудь обо всем, что видели и знал, не лезь в эту битву титанов, тебя раздавят, как мышонка, выбежавшего на трассу. Это не твоя война, не создавай сам себе проблем, от которых избавлением станет только смерть. Твоя смерть, дурачок. Ты – изнеженный и привыкший к роскоши котяра, а не тигр, ты и дня не протянешь в этих «джунглях». Ты не умеешь воевать, твой дар – умение думать, так используй его и поступи правильно.

– Я так и делаю, – прошептал Матвей одними губами.

Делаю ради… нее? Нет, самое пугающее, что он не мог отступить не ради Фатимы, которую любил, а ради себя. Потому что те, кого мы любим, могут быть с нами, а могут и не быть, могут отвечать нам взаимностью или нет, но лишь один человек остается с нами всю жизнь, и именно его любовь и уважение – то, что определяет качество этой жизни, и этот человек – ты сам. И с холодным рассудком и страхом, сковавшим грудь, глядя на эти руины, Пророк понял, что не сможет жить в мире с собой, не сможет уважать человека, которого каждый день видит в зеркале, если сейчас уйдет, если сдастся. А без уважения этого парня все его достижения, всё богатство – всё потеряет смысл, всё обратится в прах, серый и горький на вкус.

Не будет мне покоя, понял он, никогда, и не будет радости, передо мной два пути, и оба ведут в ад. Потому что такова цена чести, услышал он вдруг голос матери, такова цена чистой души. Мне ли говорить о чести, мысленно возразил он, я всю жизнь делал то, что честные люди не делают… Так начни, твердо шепнул голос, он понимал, что это не умершая мать взывает к нему откуда-то из райского сада или других планет, это был голос его истинного Я, его сущности.

Его глаза бегали по обломкам кирпичей, по искореженным и обожженным кускам шифера, занавескам, креслам, по обрывкам дыма, разгоняемого ветром, по стенам без крыш, торчащим в небо… Вот во что превратится моя жизнь, думал он, вот какой она станет, если я взлезу в эту войну.

Горько усмехнувшись, он отвернулся от страшной картины перед глазами и зашагал прочь, думая о том, что в грядущей войне ему отведена роль партизана.

15

Я как преступник, думал Матвей, который не может держаться подальше от места преступления, которого так и тянет на места былой «славы». День клонился к вечеру, и вместо того, чтобы улететь, покинуть этот грязный городок, действительно наводненный всякой нечистью, он оказался здесь, на том самом месте, которое видел во время транса, или полета, или выхода в астрал, чем бы это ни было, но он был здесь, именно здесь, на этом берегу.

Охлажденное ледяным ветром солнце гладило его задумчивое лицо, внизу лениво ворочалось море, похоронившее столько тайн. Теперь у него есть еще одна, подумал Пророк, где-то в этой синей бездне исчез целый остров, и лишь один человек на всей земле точно знает, что там произошло. И этот человек в опасности.

Что я должен делать? Этот вопрос он задал себе уже тысячу раз, бродя по городку и не видя ничего вокруг, кроме развороченной взрывом улицы, этот вопрос звучал у него в голове, пока он ел, не чувствуя вкуса пищи, пока добирался сюда, в закрытую зону, где этот несчастный художник одним моментом загубил свою жизнь и поставил под угрозу жизнь женщины, которую даже не знал. Да, и не забывай про погибших при взрыве дома, напомнил себе Пророк, всего один человек, оказавшийся в неправильном месте в неправильное время и принявший неправильное решение, и вот чем это обернулось.

В чем-то эта торговка оказалась права, думал он, а ветер развевал его всё еще черные волосы, столько зла здесь свершилось, это место стало сгустком черноты. И люди, слетевшиеся сюда со всех концов, как стервятники на поле боя или на место крупной катастрофы, усугубляли картину. Он бродил по городу весь день и всюду натыкался на бегающие глазки, алчные взгляды, сплетни и смакование чужого горя. И, конечно, люди в погонах, этот вонючий городок просто кишел ими, ищейки всех мастей, от рядовых патрульных, присланных для усиления из соседних регионов, до элиты спецслужб. Он видел их бесстрастные лица и холодные всевидящие глаза, они скрывались в толпе, как хищники в лесу, высматривая и вынюхивая жертву. А он как раз был тем видом, на который они охотились. Может, поэтому он и сам чуял их, сразу различал в толпе, видел их смехотворную маскировку.

За соседним столиком в кафе, куда он зашел, хотя не чувствовал голода, просто знал, что пришло время подбросить топлива в организм, сидела красивая пара – высокий, крупный мужчина с темными волосами и ослепительно красивая молодая женщина с точеной фигурой и пластикой змеи. Они казались обычной парой заезжих журналистов или других работников масс-медиа, пока он не увидел их глаза. В ледяных голубых глазах мужчины блестела сталь… и смерть. А девушка, чуть раскосые карие глаза были такими же ледяными и такими же беспощадными. Она похожа на змею, подумал Пророк, восхищаясь и пугаясь одновременно, и это как раз тот случай, когда от капли яда этой красотки может умереть целая компания.

Они сидели в самом углу, но так, чтобы оба могли видеть весь зал, и о чем-то оживленно беседовали. По бесстрастному лицу девушки-змеи ничего нельзя было прочитать, а вот мужчина (похожий на волка, да, вот кого он напоминал) выглядел крайне довольным и каким-то свирепым, как будто энергия рвалась из него, энергия завоевания, энергия разрушения, хотя глаза оставались такими же холодными и какими-то мертвыми. «Удачно» я зашел, подумал Матвей, хотя, куда ни сунься, они были везде, люди в погонах, маскирующиеся под обычных рабочих муравьев. Встать и уйти сразу он не мог, поэтому сидел, уткнувшись в телефон и изредка бросая короткие взгляды на колоритную парочку. Конечно, они видели его, два ледяных взгляда ощупали его с ног до головы и снова начали сканировать зал. Похоже, они были на самом деле чем-то увлечены, под конец даже девушка-змея выдавила из себя улыбку, по сравнению с которой ночь на Северном полюсе показалась бы тропическим летом. И оба всё время мониторили обстановку, так что время от времени ему приходилось ощущать на себе эти оценивающие взгляды, оставляющие неприятный холодок и тревожность. Он ходи по лезвию, но почему-то не мог убежать, убраться подальше и забыть этот город как страшный сон.

Он ушел первым, те двое проводили его своими ледяными глазами и снова вернулись к тому, что так живо обсуждали. А он вернулся к своему паломничеству по «злачным» местам. Он не мог уехать без ответов, хотя понимал, что сможет – если очень повезет – найти ответ лишь на один вопрос: что ему делать? Он понимал, что не узнает сейчас, кто стоит за смертью художника, кто сел на хвост Фатиме, и желал всей душой, чтобы это знание за ненадобностью так и осталось тайной.

Рассказать всё ей? Нет! Это было полным абсурдом. Как он объяснит ей, что видел, как она выходила из воды, видел этого художника, прячущегося в кустах на уступе? Начнем с того, что он, хакер, делающий ей документы, вообще не должен знать, кто она и где бывает. Раскрыть себя? Выложить всё про встречу в гостинице, про то, что он много лет следит за ней и знает о ней всё? И на что он может рассчитывать после таких откровений??

Нет, он один, как и всегда, и с этим ему придется справляться в одиночку.

Покружив по городу, он, в конце концов, оказался там, где всё и началось, для него и для художника. И снова мысль о преступнике, возвращающимся на место преступления, посетила его. Но не в этот раз, подумал Пророк, перелезая через ограду и ища глазами тропинку, он точно знал, что она здесь есть, преступники такого уровня не совершают ошибок… по крайней мере, таких примитивных. Тот, кто ликвидировал художника, ни за что не появится даже близко от этого места, один уж точно не появится, это Пророк знал хорошо, потому что сам всю жизнь общался с преступниками из самого «верха». Этот кто-то будет старательно держаться подальше от всех мест, где приложил руку, и даже в мыслях не упоминать то, что видел и где был. А к вечеру группа военных или других служб сюда тоже не сунется, им здесь делать больше нечего, особенно в конце рабочего дня. Поэтому он спокойно расположился на уступе, где видел того самого парня, увидевшего Фатиму. Она вышла сюда, прямо на это место, думал он, всё еще не в силах полностью избавиться от потрясения, неверия, благоговения, она была здесь, всего 8 дней назад… и я был, пока мое тело валялось в парке под деревом.

Зачем это было? Для чего? Чтобы ответственность раздавила его? Ответственность, которую он не хотел, но не мог не принять на себя. Проклятое слово, надевающее цепи на руки и ноги, слишком тяжелые, чтобы двигаться, и ошейник на шею, не дающий дышать. Он бежал от нее всю жизнь, считая, что если делаешь что-то из желания сделать – это свобода, а если от невозможности не сделать – это плен, это рабство, это несвобода. Получается, сейчас он принял свободное решение расстаться со своей свободой?!