Нельзя также не отметить и такой нюанс: иногда различные «неправильности» допускаются сознательно для более ясного выражения мыслей. Например, Лев Толстой в «Войне и мире», описывая отступление французов, допускает такую фразу: «Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения». Формально эта фраза не просто неправильная, она даже в некотором роде кощунственная. Ведь автор пишет про «мясо различных животных», а потом уточняет: «от человеческого до…». Получается, что он, походя, приравнял человека к «различным животным». (Очевидно, с формальной точки зрения правильнее было бы сказать: «Лежало различное мясо – от человеческого до лошадиного».) Но в общем контексте сознание совершенно не замечает ни неправильности этой фразы, ни её кощунства. Более того – она является одним из очень ёмких и, если можно так выразиться, сочных штрихов общей зарисовки описываемых событий. Ведь буквально в нескольких словах заключена масса информации о характере царившей в то время обстановки, о мерзостях войны вообще. Как-то сразу становится ясным, что человеческие трупы на дорогах попросту некому было убирать, да и не до них было, люди думали лишь о том, как самим выжить. И сама фраза формулируется как бы сознанием участников этих событий, которые воспринимали трупы просто как какое-то мясо, которым «Серый мог наедаться сколько угодно». («Серый» – собачка, которая «была ничья и не имела никакого названия».) Читатель каким-то естественным образом, без дополнительных умственных усилий со своей стороны, видит всю обстановку глазами этих людей. Причём, повторим, Лев Толстой не отвлекает сознание читателя на осмысление подробностей, он просто с помощью подобной «неправильности» создаёт в сознании уже готовые ощущения, являющиеся нужной информацией. (И снова вопрос: если бы Толстой стал описывать эту сцену только «правильными» фразами и со всеми необходимыми пояснениями, то мог бы он выразить всё с такой же яркостью?)

7

Говоря об образном способе мышления, мы неоднократно отмечали, что сознание воспринимает информацию как фигуру и фон. Естественно, возникает вопрос: а при словесно-логическом способе мышления информация также делится на фигуру и фон, или здесь есть какие-то свои особенности?

Попробуем проделать небольшой опыт. Представим себе образ понятия, обозначаемого словом «картина». Уточним: не какую-то конкретную картину, а «картину вообще», то есть, как было сказано, то, что обозначается этим словом. Кажется, нет ничего проще. Представили. А теперь попробуем «посмотреть», что же мы представили. Вот тут-то и начинаются неясности. Представить себе конкретную картину легко. Но как представить «картину вообще»? Ведь самых разных картин бесчисленное множество. Они могут быть не только разными по содержанию, но также быть большими или маленькими, в рамочках или без, висеть на стене или лежать на столе; они могут быть написаны маслом, акварелью, пастелью, карандашом… Так что же мы себе представили? Ответ простой: ничего. Да, «просто картину» представить невозможно. (Правда, при восприятии этого слова в сознании может возникнуть образ какой-то конкретной картины, но это будет, как мы говорили выше, не само это понятие, а что-то ассоциативно связанное с ним.) В данном случае мы этим словом обозначили комплекс ощущений, которые представляют собой «невидимый» образ. И это, в общем-то, не удивительно: мы не задали никаких точек отсчёта, то есть не задали никакого фона, а без фона, как мы знаем, информация сознанием не воспринимается.

Тут сразу же возникает сомнение в правомерности такого утверждения: ведь смысловое значение слова мы прекрасно восприняли, просто не смогли представить его в виде отвлечённого образа. Но именно в этом и кроется главный нюанс подобного восприятия. Мы не смогли воспринять слово как конкретный образ, но ведь как «неконкретный» образ мы это слово восприняли, несмотря на отсутствие фона. Получается, что слово это такой образ, который может восприниматься сознанием без фона. Но так ли это? Можно ли в данном случае категорично утверждать, что фон отсутствует? Нет, нельзя. Отсутствует конкретный фон, а не фон вообще. Ведь чуть выше мы уже сказали, что картины могут быть «большими или маленькими, в рамочках или без» и т.д. То есть перечислили некоторые возможные характеристики воспринимаемого образа. Но вся эта совокупность возможных характеристик представляет собой не что иное, как возможный, или предполагаемый фон для данной информации-фигуры. Этот фон, конечно, не что-то объективно данное, а лишь порождение воображения. И сознание именно его как бы «видит» боковым зрением. При этом сам образ вроде бы и «виден», но представляет собой какую-то постоянно меняющуюся совокупность возможных вариантов картины.

Теперь попробуем представить себе этот же образ, но с некоторыми заданными характеристиками. Проще говоря, рассмотрим это слово в составе какого-то предложения. Например, такого: «Картина, принадлежащая кисти великого художника». Уже становится несколько яснее. По крайней мере, диапазон «допустимых значений» для образов стал более конкретен. Воображение подсказывает, что эта картина, скорее всего, висит на стене в каком-нибудь музее, написана маслом и имеет рамку. А если сказать: «Картина, принадлежащая кисти великого художника И. Е. Репина», то становится ещё яснее. Остаётся только уточнить, какая именно картина имеется в виду, и тогда информация-фигура будет полностью сформирована. Например, если к выше сформулированному предложению добавить информацию, что это картина «Иван Грозный и сын его Иван», то воображение «нарисует» один из залов Третьяковской галереи и совершенно конкретную картину на стене.

Сейчас мы пронаблюдали одно из принципиальных отличий восприятия сознанием словесной (вербальной) информации от «не словесной» (не вербальной). Напомним, что при восприятии не вербальных воздействий (при образном мышлении) сознание сканирует находящуюся (и постоянно меняющуюся) в зоне видимости информацию, и выделяет из неё что-то одно – информацию-фигуру. А всё, что как-то связано с этим, и воспринимаемое как бы боковым зрением, – это фон. При этом фигура «получает» от фона различные характеристики, которые определяются относительно своеобразных точек отсчёта, то есть информации, составляющей фон. В рассмотренном выше примере мы пронаблюдали прямо противоположный процесс: сначала посредством слова сформировали фигуру (словесный образ), а потом, по мере присвоения ей различных характеристик, сформировали фон. Причём, с каждой вновь «присвоенной» характеристикой фон всё более конкретизировался, и дальнейшие характеристики могли быть только такими, которые не нарушают уже имеющийся фон. То есть, как говорилось выше, словесно-логические цепочки могут строиться только в определённых направлениях. И эти направления, как мы сейчас выяснили, определяются предполагаемым фоном на каждом этапе «стыковки».

***

При этом надо учесть, что фон может быть «приделан» к фигуре лишь в том случае, если человек уже имеет в памяти необходимую информацию. Так, в рассмотренном примере в сознании может сформироваться информация-фигура (образ картины Репина) только если этому человеку известен художник Репин и упомянутая картина.

***

Получается, что слово это не просто невидимый образ (как мы говорили в начале главы); слово – это, скорее, обобщающий образ, то есть образ, объединяющий в себе множество возможных конкретных значений. И это множество значений определяется множеством вариантов предполагаемого фона. (То есть слово, как и любой «обычный» образ, обладает фоном, только в данном случае этот фон предполагаемый, созданный самим сознанием.) Естественно, это утверждение можно в полной мере отнести не только к отдельно взятому слову, но и к различным словесным построениям, – как к отдельным фразам, так и к совокупности логически взаимосвязанных фраз.

И такое объединение множества информационных признаков в один образ является одним из мощнейших инструментов одновременной обработки огромных объёмов информации. Наглядным примером такой обработки данных является любая формула из математики или физики. Действительно, если мы какое-то абстрактное «U» поделим на абстрактное «R», то получим абстрактное «I». И не надо исследовать всё бесконечное множество возможных значений «U» или «R», – в любых конкретных условиях к этому «обобщённому образу» очень легко «приделать» конкретный фон (подставить конкретные значения) и тем самым «правильно обработать» нужную информацию.

Может возникнуть впечатление, что если при словесно-логическом мышлении фон «предполагаемый», то он в определённом смысле «не настоящий», и при формировании образа играет менее важную роль, чем при образном мышлении. Это совершенно не так. Ведь в зависимости от того, какой фон будет «предположен» (субъективно «приделан» к воспринимаемой информации) одно и то же слово или словосочетание может принимать совершенно различные смысловые значения. Так, например, словом «Наполеон» обозначают и великого полководца, и марку коньяка, и слоёный пирог. (А ещё это слово может быть и кличкой собаки, и названием какой-либо операции спецслужб, и прозвищем мальчишки, и примером слова из восьми букв, а также обладать бесчисленным множеством других смысловых значений.) В данном случае путаницы не происходит исключительно благодаря фоновой информации, то есть тому контексту («информационному продолжению»), в котором данное слово произносится.

Выше мы отметили, что сам по себе словесно-логический образ вовсе не обязательно является чем-то «видимым», то есть зрительно представимым. Этой же особенностью в полной мере обладает и словесно-логический фон. То есть для конкретизации характеристик объекта вовсе не обязательно «видеть» предполагаемые точки отсчёта, ведь эти самые характеристики можно задать словами. Действительно, если, скажем, мы услышали, что такой-то объект находится на высоте пяти метров, то как-то само собой предполагается, что эта высота отсчитывается от точки, которая в данных условиях имеет «нулевое» значение. А если узнали, что объект имеет большие размеры, то, очевидно, такая характеристика применима для рассматриваемых конкретных условий. Иначе говоря, создавая словесно-логический образ, мы в любом случае создаём и фон для него. Пусть этот фон не всегда «виден», но он обязательно предполагается.

Может показаться, что это свойство словесно-логического мышления – возможность наделять объект словесными характеристиками без каких-либо «видимых» точек отсчёта – является второстепенным и какой-то заметной роли в процессе мышления играть не может. Но это совершенно не так. Именно это свойство позволяет сознанию оперировать понятиями, совершенно недоступными для образного (невербального) мышления. В качестве примера снова рассмотрим одно из математических понятий. В математике широко используется такое понятие, как «бесконечно большая величина». Как представить себе это? Даже не представить, а понять, то есть воспринять такую информацию? Если попробовать сделать это при помощи образного мышления, то ничего не получится. Ведь чтобы представить смысловой образ, надо задать какие-то точки отсчёта, то есть для восприятия этой информации нужен фон. Но ведь фон – это как раз то, что эту информацию «окружает», во что она как бы «погружена». А что может окружать бесконечно большую величину? Что-то ещё более бесконечно большое? Тогда вообще происходит путаница. Но все проблемы сразу же исчезают, если не пытаться представить фон, а определить нужные характеристики в словесной форме. Например, так: «Бесконечно большая величина это такая величина, которая больше любой наперёд заданной величины». Всё. Характеристика определена без всяких «видимых» точек отсчёта. Не надо пытаться ничего представлять. Вполне можно оперировать этим понятием без всякого образного восприятия.

Но может, это исключительный случай? Нет. Вся математика просто пестрит подобными понятиями. И не только математика. Физика, изучая явления микромира, постоянно оперирует понятиями, которые просто противоречат здравому смыслу, то есть всему тому, что можно представить образно. Можно сказать, что абсолютно все науки развиваются благодаря такому свойству человеческого сознания, как способность к словесно-логическому мышлению. Да и просто «обычное» мышление вряд ли возможно без словесных построений.

8

Но эта замечательная особенность словесно-логического мышления – оперировать образами с предполагаемым фоном – имеет и очень крупный недостаток. Дело в том, что этот самый фон, как уже отмечалось, в данном случае является полностью субъективным, и никогда нет гарантии, что он сформирован правильно, то есть, заданы все необходимые точки отсчёта.

Когда в предыдущей главе мы рассматривали пример про вспоминание номера телефона, то заостряли внимание на том, что в это время в зоне видимости сознания может появляться самая разная информация, каким-то образом ассоциирующаяся с вспоминаемым образом. Иногда совсем не по теме. И только наличие в зоне видимости определённых аксиом не позволяет сознанию построить неправильный образ. (Напомним, в данном примере одной из аксиом является информация о том, что номер телефона состоит только из цифр, и ощущения «мягкого» или «бархатистого» не может свидетельствовать, что это халат или одеяло.) Но ведь эти самые аксиомы, не позволяющие сформироваться неправильному образу, являются не чем иным как частью фона, в который надо «вписать» вспоминаемую информацию. И они так же, как и другие ощущения «вдёргиваются» в зону видимости через ассоциации с данным образом.

При словесно-логическом мышлении этот факт играет особую роль. При этом способе, как мы уже знаем, информация обрабатывается «кусочками», и каждый такой «кусочек» имеет свой предполагаемый фон, то есть, в данном случае, свои ассоциации с различной другой информацией. Но отдельные фрагменты информации, которые мы назвали «кусочками», уже по определению не являются чем-то целостным, чем-то таким, что обязательно имеет «устоявшиеся» ассоциации с соответствующими определениями и допущениями. То есть, легко может сложиться ситуация, когда определённый «кусочек» информации не имеет ассоциативных связей с нужными аксиомами (никогда совместно с ними не был в зоне видимости), и тогда сознание не заметит абсурдной «стыковки» отдельных «кусочков». И это является более серьёзной проблемой, чем может показаться на первый взгляд.