Что же получается? Получается, что это слово обозначает множество различных вариантов смыслового значения рассматриваемого понятия. То есть, можно сказать, что слово – это специфический, собирательный образ, являющимся смысловым воздействием для сознания. А конкретизация этого образа происходит в процессе словесно-логических построений. Впрочем, этот вопрос мы разберём чуть ниже.

И снова напрашивается вывод, что слова для процесса мышления может быть и нужны, но они сами по себе являются для сознания лишь специфическими образами. Пусть и не всегда «видимыми», а иногда даже не совсем понятными, но образами, – совокупностью непротиворечивых ощущений, воспринимаемых сознанием как что-то одно целое. Так что же, мышление с использованием слов является всего-навсего разновидностью образного мышления?

Нет, это не так. Давайте попробуем задаться совсем абсурдным вопросом: а может ли вся эта совокупность непротиворечивых ощущений, представляющая собой словесный образ (словесное построение), являться для сознания не просто не совсем понятной, а полностью непонятной? Как это ни покажется странным, но да, именно так иногда и бывает. Посредством словесно-логического мышления сознание может оперировать образами, которые для него полностью непонятны. Но, как это ни парадоксально, сами по себе такие образы в восприятии сознания вполне вписываются в имеющийся фон, а словесные рассуждения, используемые для их построения, являются при этом вполне понятными, «стыкующимися», и сознание не может «придраться» к процессу этих рассуждений. В качестве примера можно рассмотреть множество самых разных терминов, используемых в математике. Например, существует такое понятие, как «N-мерное пространство». Человек может легко представить себе одно- (прямая линия), двух- (плоскость) и трёхмерное (в котором мы живём) пространства. А четырёхмерное пространство представить себе совершенно невозможно (попросту некуда направить четвёртое измерение). Но математика легко оперирует не только четырёх-, но и пяти- и тысячемерными пространствами. Здесь образное мышление абсолютно не применимо. Для таких операций применим исключительно словесно-логический (вербально-логический) способ мышления. Только словесные построения могут «двигать» мысль в дебрях подобных абстракций. И слова здесь служат не для обозначения ощущений, а для их порождения.

Итак, можно с уверенностью утверждать, что речь, по меньшей мере, помогает мышлению. И эта помощь заключается в том, что, во-первых, можно использовать слова для обозначения «непредставимых» образов, а во-вторых, можно строить словесно-логические цепочки и оперировать понятиями, которые образному мышлению «не по зубам». Проще говоря, можно создавать словесные образы «в чистом виде» (как в рассмотренном примере про N-мерное пространство).

3

Но почему используется термин «словесно-логическое мышление»? Почему именно «мышление», а не, скажем, «словесное оформление» возникающих мыслей, или «построение словесно-логических образов»? Говоря иначе, означает ли это, что процесс построения логически правильных фраз это и есть процесс мышления?

Да, по сути, так оно и есть. И рассмотренный выше пример про логические построения, совершенно недоступные образному мышлению, именно об этом и говорит. Попробуем проследить, как зарождается, а затем развивается процесс словесных построений.

Итак, для зарождения мысли необходимо чтобы в зоне видимости сознания появились определённые ощущения, на которые должна быть реакция – «движение» мысли. И как же вызвать эти ощущения? Очень просто – с помощью слова. То есть надо сделать то, о чём мы говорили чуть выше – произнести слово (не обязательно вслух) и тем самым сгруппировать определённые ощущения во что-то одно целое. Реакцией на такую «группировку» будет появление в зоне видимости новых ощущений, а реакцией на эти новые ощущения будет произнесение других слов, группирующих ощущения в одно «непротиворечивое» целое.

То есть «толчком» для мысли является слово, вернее, совокупность слов, вызывающих определённые ощущения и группирующих их в одно целое. (Прямо как в Евангельском послании: «Вначале было Слово».)

До этого момента всё худо-бедно понятно. Но как же эти ощущения складываются в смысловой образ? Иначе говоря, каким образом формируются осмысленные предложения?

Прежде всего, обращает на себя внимание тот факт, что слова, составляющие фразы, представляют собой не просто последовательность каких-то условных звукосочетаний, обозначающих то или иное понятие, а последовательность соответствующим образом видоизменённых звукосочетаний. Каждое слово должно быть поставлено в правильном склонении, спряжении, падеже. На первый взгляд, это совсем несложно – видоизменить слово для правильного сочетания с остальными словами фразы. Тем более что и вариантов различных видоизменений практически во всех случаях совсем немного. Да и сами правила, по которым должны изменяться слова, изучены, кажется, досконально: ведь ещё в школе все изучают всякие там подлежащие, сказуемые, падежи, склонения, времена. И эти правила вроде бы чёткие.

Всё это верно. Но все изучаемые правила корректного построения фраз носят алгоритмический характер, а не смысловой. А для правильного построения фразы обязательно надо понимать её смысл. Чисто «механически» (пользуясь только определёнными алгоритмами) составлять фразы невозможно. Чтобы убедиться в этом, достаточно немного поработать с любой программой-переводчиком. Каждый, кто хоть однажды делал это, знает насколько, зачастую, нелепыми, а иногда и полностью бессмысленными являются переведённые фразы. Это может показаться даже странным: ведь для перевода главной проблемой является сопоставление иностранным словам их синонимов из другого языка. А такую задачу компьютер решает практически мгновенно. Точнее, компьютер мгновенно выполняет алгоритм поиска значения слова. Но «состыковать» переведённые слова в осмысленные фразы он не может. Такое действие алгоритмизации не поддаётся. И если отдельные фразы перевода выглядят вполне осмысленно, то это вовсе не проявление разума компьютера, а заслуга программиста, который умудрился формальными методами создать иллюзию «компьютерного интеллекта».

***

Сейчас мы снова столкнулись с вопросом важности фоновой информации для правильного восприятия информационных воздействий. Ведь чтобы составить правильный перевод, надо не просто механически заменять слова исходного языка на соответствующие слова языка перевода, но и учитывать фоновую информацию переводимого текста, то есть структуру, составной частью которой является переводимая информация. Для правильного перевода далеко не всегда нужно использовать слова оригинала, очень часто смысл переводимого более точно выражается совсем другими словами. А такую ситуацию никаким алгоритмом не опишешь.

***

Фактически, человек, составляя фразы, не понимает, по каким же правилам он это делает. Просто формулирует смысловое значение информации – и всё. (Собственно, как и физическое движение, делает – и всё.) А как он это делает – на сознательном уровне непонятно. Заметим, что «правильность» фразы человек определяет, не думая про всякие там падежи и склонения. Пятилетний ребёнок без всякого труда, не задумываясь, строит фразы, совершенно правильно изменяя слова в соответствии с нужным падежом-склонением-спряжением-временем, хотя не имеет об этих понятиях никакого представления. Это уж потом, в школе, когда он пытается на сознательном уровне объяснить, почему данное слово надо изменить так или иначе, начинаются трудности (трудности не в том, чтобы в правильном падеже поставить слово, а в объяснении, почему он так делает). А до этого времени он просто строит фразу в соответствии со смысловым значением возникающих мыслей, руководствуясь каким-то неопределённым ощущением правильности. Он может искажённо произносить слова, выдумывать какие-то свои звукосочетания, но никогда не скажет что-то вроде: «Я взять игрушка со стол». Но вот взрослый человек, изучая иностранный язык, как правило, поначалу путается в склонениях и спряжениях, как бы хорошо он их не вызубрил. А «нормально» разговаривать начинает лишь после того, как каким-то образом «прочувствует» новый для него язык и выработает в сознании некое интуитивное чувство правильности-неправильности. Формирование сознанием правильной речи это творческий процесс, и его нельзя втиснуть в рамки формализованных правил.

4

А зачем вообще нужно, чтобы произношение слов подчинялось этим самым склонениям-спряжениям? Логично предположить, что здесь полная аналогия одному из нюансов, рассмотренных нами в предыдущей главе. Рассматривая тему «Ассоциации», мы отмечали, что при создании образа составляющие его ощущения не должны противоречить друг другу, то есть должны «состыковываться», составлять определённую структуру. Очевидно, видоизменения слов порождают различные ощущения, которые представляют собой непротиворечивый переход к следующим ощущениям (следующим словесным построениям). И это должно служить одной из проверок правильности смыслового значения передаваемой (принимаемой) информации. (Напомним, что информация при формировании образа подвергается серии различных проверок.)

Таким образом, получается, что речь, фактически, является смысловым выражением обрабатываемой сознанием информации. Или, как мы уже говорили ранее, словесно-логическим способом мышления.

И всё-таки не совсем ясно, зачем, собственно, требуется каким-то непонятным образом «состыковывать» слова друг с другом. Ведь главное для процесса творческого мышления это поместить в зону видимости нужные ощущения, а уж «стыковка» их в единый образ происходит как результат сканирования, то есть это вроде бы что-то, не требующее склонений-спряжений.