Эти слова предали огласке, что приобрело эффект разорвавшейся бомбы. Ведь Плон-Плон был действительно очень непопулярен среди французов, как и его сын Виктор. Все было настолько плохо, что, несмотря на то, что формальным главой дома должен был считаться Плон-Плон, бонапартисты провозгласили его старшего сына. Хотя тяготели к младшему сыну – боевому офицеру, но шагнуть через две головы не решались. И так их лагерь не славился целостностью и монолитностью. А тут такая выходка русского монарха! Так что после очень непродолжительной борьбы бонапартисты провозгласили Наполеона Шарля своим лидером.

После же того, как генерал Буланже, лидер сторонников Орлеанской династии, перешел на сторону Шарля, произошел сход лавины. А именно началась консолидация всех монархистов Франции вокруг одной фигуры. И тех, что были за Бонапартов, и тех, что были за графа Парижского, и тех, кого не устраивали все кандидаты. Что создало реальную угрозу реставрации империи во Франции. В одном только парламенте монархическая партия выросла с восьмидесяти до ста сорока семи просто за счет перехода депутатов из одной группировки в другую. И еще пятьдесят два колебались.

Как несложно догадаться, изгнание Бонапартов из Франции было прекращено, соответствующие законы отменены, и Шарль поспешил в Париж принимать лавры титулярного Императора Франции. Сегодня же, 5 октября 1889 года, он впервые встретился с тем, кто так «легко и непринужденно» обеспечил ему это положение. Хотя, надо сказать, искал встречи и раньше, но Николай Александрович держал дистанцию, сам решая, с кем ему и когда встречаться.

– Месье, – неглубоко, но вполне учтиво поклонился «фельдфебель», – рад нашему знакомству.

– Для меня это честь, – ответил Бонапарт и протянул для рукопожатия руку. «Потискали» лапки друг друга. После чего Император переключился на девушку, застенчиво стоящую возле Шарля, вежливо с ней поздоровавшись и даже поцеловав ручку. Девица как девица. Не красавица, но вполне приятной наружности[6].

Разговорились. Оказалось, что старшая дочь не могла прийти по плохому самочувствию. А перед Императором предстала младшая – Эжени. Как позже докладывал посол, старшая, Мари, так и будет, по всей видимости, хворать. Ибо ее увлечение итальянским генералом Энрико Готти зашло чуть дальше, чем требовалось для сохранения целомудрия. Про предложение Императора провозгласить титул «дочь святого Мартина» и даровать его достойной девице слышали все заинтересованные люди и во Франции, и далеко за ее пределами. Более того – это стало активно обсуждаться. Из-за чего общественное мнение почти сразу выдвинуло требование к кандидатке – девственность, ибо иное выглядело оскорбительно. Ведь эта девица должна была представлять не только свою семью и Францию, но и святого.

Николя и Эжени немного пообщались в присутствии множества гостей и разошлись. Политическая необходимость могла бы заставить жениться и даже на совершенной уродке с тем, чтобы заглядывать к ней по ночам в темноте для зачатия. Изредка. Но тот вариант, который он увидел в дочери Шарля, вполне ему пришелся по душе. Могло быть реально хуже. И существенно.

Девушка не обладала какими-то особенно выдающимися внешними данными. Миловидна и симпатична, что несколько усиливалось в силу молодости. А вот про все остальное пока было не ясно ничего. Слишком уж она терялась, поэтому вела себя скованно, не болтая лишнего. То ли робела, попав в непривычную ситуацию фактически смотрин, то ли боялась спугнуть завидного жениха. Но Николай Александрович не смог подвести каких-либо окончательных вердиктов. Да и куда спешить? Ведь пока неясно – решится ли парламент Франции вообще на введение титула «дочери святого Мартина» или нет.

Наполеон Шарль, видимо, заметив некоторое разочарование во взгляде Императора, нанес несколько визитов. Неофициальных, разумеется. Как частное лицо частному лицу. С дочерью. Просто для того, чтобы та смогла себя показать в более мягкой и тепличной камерной обстановке. Но все впустую, даже, скорее, наоборот – только усугубил ситуацию. Пока Эжени держала язык за зубами, сохранялась хоть какая-то интрига. А тут… Да и чем реально могла заинтересовать семнадцатилетняя девица мужчину в годах? Понятно, что здесь для всех окружающих ему был всего двадцать один год. Но сознание-то куда как старше. Секс? Ну да. Почему нет? А что, кроме него?

В те годы уже существовали деятельные женщины, полные жизни. Их в корне не устраивало то положение в патриархальном укладе, который им отводило общество в те годы. И они пытались, искали, шевелились. Кто-то искал себя на общественно-политическом поприще, кто-то в науке, кто-то блистал в свете и полусвете. В принципе ниш хватало для самореализации, кроме, разве что, политических и карьерных. Но Эжени это все не привлекало. Она была простой, тихой, милой девушкой, воспитанной в лучших традициях тех лет. Почти идеальная жена по меркам многих мужчин того времени. Вроде есть, а вроде бы и нет. Кто-то дома с детьми возится и не отсвечивает. Благодать! Николаю Александровичу же все это мало подходило, потому что с ней даже поговорить было не о чем. И эта бездонная пропасть между ними только сильнее проступила во время встреч, организованных отцом.

Но что поделать? Николаю остро требовался союз с Францией, так как в одиночку с конгломератом Австро-Венгрии и Германии ему не совладать. И союз как можно более крепкий, с как можно большим количеством связей, стягивающих две страны в единый кулак на как можно более долгое время. Поэтому он был готов пойти на брак даже с откровенной мымрой и уродиной ради достижения этих целей. И Эжени была не самым плохим вариантом…

Разумеется, Всемирной выставкой наш герой не ограничился. Он навестил могилу Наполеона I. Заглянул в Лувр. Провел множество встреч с представителями французского правительства и парламента. Включая визит вежливости к президенту Франции. А потом отправился знакомиться с передовыми образцами французских военных разработок.

Так, например, ему продемонстрировали новейшую разработку – 100-мм пушку системы Канэ. Самые первые ее образцы. Это была самая первая модель современных скорострельных орудий промежуточного калибра под унитарный выстрел. По тем годам она развивала просто безумную скорострельность, чем должна была произвести впечатление на молодого Императора. И произвела. Только не этим, а спровоцировав воспоминания. Ведь брат – большой любитель флота – там, в XXI веке, очень немало рассказывал об этих артиллерийских системах. Дескать, для своих лет они оказались настолько прорывными, что были приняты на вооружение практически во всех серьезных странах мира… в том или ином виде. Где-то в лоб, где-то в формате копии или подражания.

Не меньший интерес вызвало у Императора и тяжелое 340-мм морское орудие модели 1887 года. Из него не стреляли. Но это было и не нужно. Сами французы были очень умеренных мнений о нем. В отличие от Николая Александровича. Ведь эта «дура» была не только очень приличного калибра, превосходящего моду «перелома веков» на 305-мм стволы, но и имела длину ствола в 42 калибра. То есть опережала эпоху лет на двадцать пять – тридцать. Поэтому и не сильно впечатляла самих французов. В отличие от Николая Александровича, которого она поразила в самое сердце, хотя особо он никак это не продемонстрировал, заявив, будто бы это орудие прекрасно подходит для мощной береговой обороны…

Французское турне продолжалось. Газеты пестрели заметками о похождениях Императора. И эти новости удивительно быстро просачивались в Германию, вызывая там немалое раздражение. В том числе и Бисмарка. Уж кто-кто, а он прекрасно осознавал всю пагубность франко-русского союза для своей страны, пытаясь в меру своих сил преодолеть отвратительные отношения с кайзером и донести до него печаль этих обстоятельств.

В Австро-Венгрии это турне русского монарха тоже встретили без всякой радости. Особенно когда узнали, что тот «совершенно случайно» встретился с наследником итальянского престола Виктором Эммануилом. Так получилось. Как и то, что итальянского принца сопровождали несколько министров и дипломатов… а Императора России его сестра – юная Ксения Александровна, спешно прибывшая во Францию очередным «рейсом» крейсера «Дмитрий Донской», совершавшего, разумеется, учебное практическое плавание. Да, Ксюше было всего четырнадцать лет, но Виктор Эммануил мог подождать, особенно в свете того, что у России и Италии хватало общих интересов в Австро-Венгрии. Жизненно важных интересов…