— Вам, как жителю медвежьего угла, — с легкой издевкой начала Карина, — должно быть ведомо такое понятие, как вурдалак.

— Конечно ведомо. Злой как сто собак, человечий враг, краснорылый, лупоглазый черный вурдалак.

— Насчет первых двух определений — прямо в точку. Как вам известно, превращение в истинного вампира — сложный ритуал, требующий в первую очередь добровольного согласия обращаемого. Только тогда получается благородный носферату — в отличие от ублюдка вроде меня, годного лишь для службы истинным вампирам.

— Не наговаривай.

— Таковы правила, — горничная пожала плечами. — И я более чем довольна своим положением. Потому что участь вурдалака несоизмеримо хуже. Когда кровь вампира окропляет труп, той же ночью тот оживает, пробужденный непреодолимой жаждой. Его судьба — вечно бродить в темноте в поисках новой жертвы. Не живой, не мертвый, не человек, не вампир, ни разумный, но и не зверь: злобное ненасытное чудовище — вурдалак. И в руинах таких осталось еще много.

— Жесть… В смысле, какой ужас.

— Те, кто убили Марию, заслужили такое посмертие.

— Ее тоже оставили под солнцем? — спросил, понимая, что в нашем мире ответ наверняка бы пометили плашкой «слабонервным и беременным лучше этого не знать».

— Хуже, — последняя тарелка увенчала ребристую фарфоровую башенку. — Ее прибили серебряными гвоздями к осиновому кресту и выставили на площади под небольшим навесом. Императрица умирала в страшных муках семеро суток.

— Господи… — я непроизвольно поежился. — Но почему меня позвали на отбор? Это же сущее безумие!

— Это жест доброй воли и благих намерений. Последняя точка в вопросе мира и дружбы, ибо среди людей есть немало горячих голов, мечтающих о новом восстании.

— И не поспоришь, — вспомнил деда, громко храпящего на втором этаже.

— Владимир хочет показать дворянам, что оставил все раздоры в прошлом ради светлого будущего. Это очень тяжелое, но благородное решение.

— Ну, не знаю. Анна прямо сказала, что ненавидит меня. Может, ее отец и зарыл топор войны, а вот за остальных не поручусь.

— Всю неделю Анна просидела у ног умирающей матери. Ее облачили в вериги, чтобы не сгорела раньше срока. Ведь ей вынесли тот же приговор, и если бы не штурм, цесаревну наверняка бы казнили. На твоем месте я бы ее не осуждала.

— Я и так никого не сужу. Но… — всплеснул руками, — я же не просто в гости приехал.

— Понимаю, — Карина встала рядом и склонила голову. — Но лучшее, что вы можете сделать в сложившейся ситуации — пустить все на самотек. Насильно мил не будешь.

Что тут еще ответить? Доел тосты и отправился спать — сил почти не осталось, а новое испытание совсем скоро. В этот раз претендентов собрали не в душной опере, а на полянке посреди парка — той самой, где я подрался с Вороном.

Посреди ристалища поставили плетеный столик, а на нем звездой лежали пять полуторных мечей с посеребренными клинками. На эфесах каждого болтались шнурки с искусно вырезанными свистками. Софья в своем черном платье и с раскрытой брошюрой в руках напоминала священника, что отпевал усопших, и вскоре выяснилось, что сравнение не так уж далеко от истины.

— Добрый вечер, господа, — распорядительница окинула гостей озорным взглядом. — Этой ночью его величество пожелал испытать ваше мужество. Вас доставят в самое сердце Старого Петербурга. Задача — продержаться в черте города как можно дольше. Согласно древним традициям носферату, из оружия вам доступны только эти мечи. В случае неминуемой угрозы или при нужде закончить состязание досрочно, используйте свистки. Если вопросов нет — вооружайтесь и следуйте к карете.