Мертвая тишина разлилась над горами.

– Ты не возьмешь в руки нашу святыню, – холодно отрезал старик, забыв про вежливое «владыка».

Я кивнул.

– Гваку будет нести один пленный оцколи. Когда мы уйдем из гор, я отпущу его домой.

Оцколи смотрели на меня зло. Они не могли принять решение.

– Если мы не договоримся, я куплю победу у моего бога кровью пленников, – кинул я на весы последний аргумент.

…Мы получили 16 отличных копий с наконечниками из камня крови гор (похоже, это был обсидиан, наверное, оцколи имеют доступ к какому-то месторождению этого минерала). Сейчас довольные стражники несли их в связках на плечах. А еще больше был доволен Глыба. Я понял, что плата за пленников была не слишком высокой, скорее, наоборот. Но генерал радовался, что добыча пойдет не на корм желтому червяку, не в закрома дворца, то бишь, в лапы моим ушлым дядюшкам – а его воинам. Больше-то копья девать некуда. Он радовался, как пацан: ведь именно главком предложил менять пленников на обсидиан. Вот ведь облапошил Недоноска!

Но я еще не решил, как поступить с добычей. Может быть, генерал рано радуется. Пока же я был счастлив, что просто жив. И все мои люди живы: только двое ранены, да еще один ногу сильно подвернул. Теперь не только я на паланкине тормозил движение.

Первое время, отступая, мы озирались с опаской на нависающие скалы. Ждали удара из каждых зарослей. Но обошлось. Видимо, оцколи очень переживали за свою святыню, которая покоилась сейчас в руках губастого «глупоеда». Мой спаситель шел спокойно справа от паланкина. Он был предельно доволен жизнью и улыбался каким-то своим мыслям.

– Оцколи! – окликнул я горца. – Какое твое имя?

– Мой проименован Ннака… прост Ннака.

Он любил недоговаривать – это я понял уже за несколько часов знакомства. Не стал объяснять, почему помог нам, отмолчался по поводу прически. Дело в том, что у Ннаки была выстрижена почти вся голова – только слева оставались спутанные волосы до плеч. Черный Хвост объяснил, что у горцев срезают часть волос в наказание за нарушение обычаев. Ему вообще этот оцколи не понравился сразу. Парня можно было понять – Ннака был ну совсем не красавец. Губастый, широколицый с заплывшими раскосыми глазами. Он не был толстым, но казался таким из-за одутловатого лица. Еще и «криминальная прическа». Когда мужичка развязали, вручили ему камень-гваку и позволили идти подле меня – Хвост пристроился чуть позади и глаз с горца не спускал.

– Ннака, а почему ты так странно говоришь?

– Володыко не спознават говорище оцколей? – прищурился пленник. – Людства все такомо говорлют.

Он прошел несколько шагов.

– Володыко, не забижнись. Но ты знават, что четланцы и оцколи – однородовы? Вашу пожитку удонизу, нашу – споверьху. Всея ражничь и есть. И говорище схоже. Токож у вашу есть всё, у нашу – пустень.

Ясно. Униженные и оскорбленные. Злые чужие забрали себе все кисельные берега, а они, хорошие страдают на голом каменище. Знакомая лексика. Опять же, удобно оправдать набеги на мои мирные села.

«Твои? – хихикнули из-за двери. – Вы уже на полном серьезе считаете эти земли своими, вашество?»

«Ну, а кто оспорит?» – хмыкнул я, да осекся, вспомнив, чего тут стоит моя власть. Вспомнил, алчных дядюшек, хмыкающих стражей, вспомнил, как «слушается» моих указаний Глыба… Похоже, вся моя «империя» пока: нянька, Соловушка, да Хвост. И то нянька еще под вопросом: кто кого больше слушается.

Стараясь отвлечься, я вовсю болтал с Ннакой – только с ним мне было совсем нестрашно говорить неправильно. Вот уж на ком я попрактикую свою речь! Горец был не против, отвечал криво, но вежливо. Так, за беседой мы и дошли до относительных низин, где было гораздо меньше опасных мест. Да и по виду моих воинов ясно – мы уже в четланских землях. Я остановил отряд и обратился к нашему стриженому спасителю: