– Отсюда нет, – Глыба оживился, поняв мою идею. – Мы можем спуститься на расстояние броска! Обстреляем их и выманим…

– Но они могут… поместить себя в дома.

– Да чтоб тебя!…

Глыба снова был в ярости. Лезть в селение, да еще с такой неуверенной в себе «армией» – это было самоубийство.

– Может, тогда мы можно уйти?

– Отступать перед сильным врагом нельзя. Будут преследовать, перестреляют нас из кустов.

А оцколи уже почувствовали заминку среди врагов. Их предводитель что-то прокричал – и горцы яростно зарвели боевой клич. Началась борьба духа. Глыба тоже это понимал и принялся «раскачивать» свое воинство.

– Во славу Змея и Дома! – яростно завопил он.

Четлане поддержали его со всей доступной им яростью. Они понимали, что, если не прогонят свой страх – умрут. Две толпы орали, как стаи бабуинов, разрывая связки и надеясь напугать супротивников. Я начал глохнуть и поспешно вышел из толпы.

– Володыко!

Из кучки связанных и сваленных вместе пленных один мужичок смотрел на меня и страстно подзывал к себе всеми доступными ему средствами.

– Славенный володыко, мудёр володыко! Подь, блажню, молюю тобе! Подь, спасуй оцколи!

Я впервые слышал речь еще более ужасную, чем моя. Каждое слово было хоть немного, но испоганено оцкольским кривым ртом.

– Славенный володыко! Верею, что не хотит он смертовий оцкольских! Разумею я, глупоед, как кровищи избечь. Даруй словесей речь!

– Ну… Давай. Речь.

– Володыко! Скни посланей! Пущай послани торжбу состроят. Полонников сменуют на добычню. Будует мирово. Володыко добёр! Володыко мудёр!

Я задумался: горец явно предлагал вариант, как решить дело миром. Чтобы обе стороны красиво вышли из ситуации. Оцколи вернут пленных, а мы спокойно уйдем из гор. Но не всё так просто.

– А, если потом твои оцколи на нас в лесу нападут?

– Ни! Глупоед знатует тайну, что не напачти!

– Какую тайну?