Когда вошел в квартиру, первое, что услышал – тихий мамин смех, первое, что увидел – чужие ботинки в прихожей. Стоят так, как это бывает только с чужими ботинками – немного в стороне от других, как будто стесняясь. Под аккомпанемент маминого смеха.

Разулся, стянул куртку, прошел в кухню.

Дверной проем открыл мне сначала чью-то брючину и ступню в черном носке, затем – колено и дальше, всего человека, сидящего спиной к двери. Когда я зашел в кухню, этот кто-то с брючиной и в черном носке – он обернулся.

– Привет, Илья.

Странно, что он здесь. Не был у нас девять лет. Неужели пришел из-за того, что я недавно заходил на фабрику?

Мама улыбнулась мне как-то неловко. Глазами, блестящими, как при температуре, она показала на гостя – намекала мне, чтобы поздоровался в ответ.

– Здравствуйте, дядя Костя.

– Как жизнь молодая? – спросил он бодро. И запоздало поднялся со стула, протянул мне руку. Я пожал.

– Нормально.

Не знаю почему, но мне не нравилось, что дядя Костя сидит у нас на кухне. И мамины блестящие глаза мне не нравились. Что они здесь обсуждали, пока я не пришел и не помешал?

– Вот, в гости решил зайти, – проговорил дядя Костя. Боже, какая жалкая фраза! Зачем он ее выбрал? Ее же почти невозможно сказать искренне.

– Хорошо, – сказал я, продолжая стоять при входе в кухню – ни туда, ни сюда. Дядя Костя снова сел.

– Узнать, как вы живете.

– Хорошо, – опять сказал я.

Мама опустила глаза. Тогда я решил не медлить, не подбирать слов для своего вопроса, раз они оба такие смущенные.

– Мама, а где папин телефон?

– Что? – испугалась мама.

– Папин телефон.

– Зачем? – одними губами уточнила мама.

Теперь уже глаза опустил дядя Костя. Поерзал на стуле. Наверное, теперь ему хотелось убраться отсюда поскорее, но воспитание не позволит. Придется еще немного побыть, послушать наш разговор про папу.