Обуреваемый страхами подросток на каждом углу встречает загадочного незнакомца с пугающей улыбкой и смутно осознает: тот имеет какое-то отношение к исчезновению его отца несколько лет назад. Но какое? В попытке узнать правду, герой начинает подозревать, что отец никуда не исчезал… Или исчезал, но не отец.
I. Пропоста
(голос, который впервые излагает тему)
Тот самый день. Воскресенье. День, когда я исчез.
Мне восемь. Я вижу зеркала. Они переливаются, как ртуть, они гнутся, они мягкие.
Я оглядываюсь, но папы нет. В руке у меня билет с красными цифрами – похож на трамвайный. Очередь движется, я делаю маленьких два шага, таких, что передо мной остается место еще для одного небольшого мальчика. Папы нет. Он сказал, что сейчас же вернется. Меня в спину подталкивают. Делаю еще полшага. Впереди – стены зеркального лабиринта. Мое отражение перекатывается в них – от смешного до чудовищного и обратно. Стены уже можно потрогать. И рука билетерши совсем близко. Откуда-то справа пахнет пончиками и горячим маслом.
Слышу свое имя и оглядываюсь. Папы нет. Слышу имя снова – оказывается, зовут другого мальчика, постарше. Он толстый и в веснушках. Рядом со мной кто-то хихикает и закашливается от своего хихиканья. В зеркальной, извивающейся от ветра стене лабиринта я вижу девочку – это она хихикала. Ее зубы растут, вытягиваются, превращаются почти что в костяной забор.
Костяной забор.
– Костя! – слышу я снова. И вдруг понимаю, что это не мое имя. Почему я думал, что позвали меня? Ведь мое имя – другое. Оно…
Хочется плакать. Я оборачиваюсь в третий раз, но папы все еще нет.
Сколько-то минут назад папа сказал мне:
– Смотри: будешь вон за тем парнем. Понял? – и всунул билет в пальцы. Я сжал его, чтобы не потерять – почти смял. Папа еще раз показал на высокого парня: – Вон тот. Тот. Видишь? ТОТ.
И несколько раз проткнул воздух пальцем. Я кивнул.
– Встань за ним в очередь и стой. Куплю пива и вернусь. Я быстро.
Так он сказал.
Я снова оглянулся и в этот момент билетерша забрала мой билет – вытянула из влажных пальцев – и оторвала корешок. Она улыбнулась мне желтыми зубами.
Билетерша легонько подтолкнула меня ко входу в лабиринт, и мне вновь захотелось плакать. Отчаянно тянуло вернуться, подождать папу. Но я знал, что он тогда скажет. Или почти знал. Он, наверное, скажет, что я струсил. И я испугался, что он так скажет, даже почти спросит:
– Струсил?
Свистящее и узкое, как щель между зубами, слово. И разочарование в глазах.