Книги

Иллюзия правды. Почему наш мозг стремится обмануть себя и других?

22
18
20
22
24
26
28
30

Джозефу нравилось читать как о хороших днях Памалы, так и о плохих. Он с удовольствием выполнял для нее роль плеча, на которое она могла опереться. Она часто рассказывала ему о своих маленьких злоключениях, например, когда неизвестный въехал в ее припаркованную машину и скрылся с места происшествия: «Я чуть в обморок не упала, когда обнаружила, что кто-то врезался в водительскую дверь! Непохоже, что ее случайно задели, – скорее специально втемяшились на скорости 30 миль в час[58]. Я чуть не расплакалась. Никто не взял на себя ответственность, не оставил никакой записки, так что мне придется самой платить за ремонт. Больше мне сейчас ничего не нужно».

Иногда Памала обращалась к Джозефу за советом. Однажды она рассказала, как ее обчистил механик, когда она привезла машину в ремонт. «Этот мастер пытался ободрать меня как липку, наверное, потому что я женщина, – писала она. – Скорее всего, с мужчины он взял бы в два раза меньше! Ненавижу всяких хапуг, а ты?» Она спросила у Джозефа, может ли в будущем рассчитывать на его совет по поводу проблем с машиной. В другом письме она рассказала ему о дочери своего друга, у которой были проблемы с «наркотиками и алкоголем». Девочка забросила школу, и Памала хотела узнать, чем, по мнению Джозефа, она должна помочь. «Я ценю твое мнение», – писала она.

Благодаря письмам Джозеф чувствовал себя желанным. Когда Памала обращалась к нему за помощью, он ощущал, что в нем нуждаются.

С самого начала их отношений Джозеф чувствовал, что Памала способна, как никто другой, разглядеть его настоящего. Она отдавала должное его достоинствам и доброте, чувствительности и вдумчивости. Всегда старалась приободрить. Однажды она написала, что думает о нем как об «очень глубоком и благородном человеке», и отметила, что он всегда готов прийти на помощь другим, хотя обычно получает «очень мало в ответ».

Связь между ними становилась все крепче, и Джозеф позабыл обо всех остальных женщинах из Убежища, с которыми раньше поддерживал связь. Теперь он писал исключительно Памале. Его послания, написанные настолько мелким почерком, что их трудно было прочитать, становились все длиннее и длиннее. Они растягивались на многие страницы, но несмотря на это, казалось, Памала совсем не теряла к ним интерес. Напротив, она только поощряла откровенность Джозефа. «Всегда пиши, когда есть время… хотя бы пару строчек», – говорила она. Ей было приятно знать, что он думает о ней «каждый раз, когда читает ее письмо». Джозеф заметил, что их общение обрастает ритуалами. Приходя домой с работы, он стрелой мчался к почтовому ящику. Если он находил в нем письмо от Памалы, то не читая откладывал его в сторону, чтобы насладиться ожиданием. Он читал заветное письмо лишь перед сном.

Джозеф был уверен, что чувства взаимны. Когда ее старый друг попытался устроить ей свидание с мужчиной – «ему 28, никогда не был женат, высшее образование, хорошая работа… ездит на „корвете“», – Памала написала Джозефу, будто бы ответила другу, что предложение ей неинтересно. «Я хочу, чтобы ты знал, что мне очень нравится каждый день писать тебе. В жизни мне этого очень не хватало». В другом письме она призналась: «Милый, ты мне очень дорог. И надеюсь, что я тебе тоже… Нам всем нужен кто-то, правда? Ну, думаю, мы с тобой нужны друг другу».

По мере расцвета их отношений письма Памалы стали наполняться воображаемыми сценами, в которых они были вместе. Сцены бывали яркими, но в них редко присутствовала конкретика. В одной из них она описывала, как он только что подарил ей букет роз, ознаменовавший «начало прекрасного совместного вечера».

После ужина я переоделась в красивую шелковую ночную сорочку цвета красного бургундского вина, которую мы с тобой выбирали вместе. Ты сказал, что этот цвет сочетается с румянцем на моих щеках и подчеркивает мои длинные ноги.

Я привела тебя к спальне и открыла дверь. Хотела бы я описать выражение твоего лица… Кровать была покрыта красивым стеганым сатиновым одеялом цвета слоновой кости, лежавшим поверх черных атласных простыней. Огромные подушки были набиты перьями. Атласные наволочки были оторочены нежным кружевом. Вся комната казалась такой теплой и романтичной. Ты сказал, что эта спальня выглядит как картинка из журнала. Ты почти сразу заметил огромную картину, которая висела на стене над кроватью. На ней были изображены мы, идущие, взявшись за руки, через поле прекрасных диких цветов. Я работала над ней полгода, но выражение твоего лица говорило мне, что, даже если на нее ушла бы вся моя жизнь, это бы стоило того. Я была так счастлива, что она тебе понравилась.

На прикроватном столике стоял красивый букет цветов… Ты взял одну из маленьких маргариток и вплел ее в мои волосы. Ты сказал, что я нежная и красивая, как маленький цветочек… Я подумала: как мне повезло, что у меня есть ты, Джозеф.

Другие фантазии описывали их совместные поездки на природу. Иногда они занимались рафтингом или славно проводили время в домике в лесной глуши. Джозефа изумляло, что им обоим нравилось заниматься одним и тем же. Однажды она выдумала поездку на санях в самый разгар зимы:

Я закричала, когда мои сани понеслись вниз по склону. Ты ждал меня внизу. Было страшновато, Джозеф. Но мне стало лучше, когда ты обвил меня руками, поцеловал в лоб и произнес: «Я люблю тебя, дорогая».

Мы направились обратно к машине, когда ты неожиданно взял пригоршню снега и высыпал мне за шиворот. Потом ты стал убегать – знал, что я не останусь в долгу. Я прихватила немного снега и погналась за тобой. «Пускай я и люблю тебя, Джозеф, но это тебе с рук не сойдет», – закричала я. Наконец я догнала тебя, и мы оба упали в снег, смеясь. Мы просто лежали и смотрели друг другу в глаза. Когда мы встали, чтобы стряхнуть снег с одежды, я посмотрела на очертания наших тел, идеально отпечатавшихся в снегу. Я обняла тебя и нежно поцеловала в губы. «Так будет всегда, Джозеф», – сказала я.

Время от времени Памала что-нибудь прикладывала к письмам. Она любила рисовать и часто присылала Джозефу свои работы. Обычно это были изображения безмятежной природы или зарисовки животных. Весной после начала их переписки она отправила ему рисунок птицы-кардинала[59] с надеждой, что этот подарок он «сохранит навсегда». Еще она присылала стишки, зачастую посвященные ему. Одно из них было напечатано на бумаге с изображением молодой девушки, играющей с цветами:

С тобой я уже совсем не одна… Небо стало голубым; больше не плачу в подушку; Ты лучший из всех, кого знаю я, И мои чувства к тебе – совсем не игрушка.

Иногда Памала присылала небольшие подарки. Джозефу было неважно какие. В них всегда таился важный смысл. Однажды она отправила ему серый речной камешек с письмом, где рассказывала, как нашла его на живописном берегу реки Миссисипи. Она хотела разделить это мгновение с ним. Джозеф был в восторге. Для него камешек стал ценнее бриллианта.

В другой раз Памала прислала Джозефу «счастливую монетку». Она написала: «Оставь себе эту монетку, дорогой. Пусть она всегда напоминает тебе, что хорошие люди еще могут появиться в твоей жизни… а еще думай о ней как о маленьком знаке моей любви к тебе. Если ты возьмешь ее в руку и крепко сожмешь, то почувствуешь, как от нее исходит тепло моей любви».

Джозеф взял десятицентовик и стиснул его в ладони. Он действительно почувствовал, как монетка источает тепло ее любви.

Как и другие женщины из Убежища, с которыми переписывался Джозеф, Памала периодически просила у него денег. Она называла это Любовными подношениями, которые всегда выглядели как просьбы помочь ей в какой-нибудь нужде. Он никогда не мог отказать ей, да и не хотел. Часто посылал даже больше, чем она просила. Эти подарки обошлись ему в несколько тысяч долларов. Он был счастлив, зная, что может помочь и сделать ее жизнь немного легче.

Однажды прямо перед Рождеством Памала написала Джозефу, что хочет прислать ему синий фотоальбом, в котором он мог бы хранить все ее письма. И она будет хранить письма Джозефа в таком же. Альбомы с вытисненной на них надписью «Воспоминания Памалы и Джозефа» стали бы символом их особой связи. На расходы она попросила 50 долларов. «Я бы очень хотела позволить себе оплатить все это самостоятельно, – сказала она. – Ты так много для меня значишь, и я не хочу обременять тебя, Джозеф».

Фотоальбом доставили в канун Рождества. Он оказался даже красивее, чем Джозеф себе представлял, с очаровательным белым лебедем на обложке. Он тщательно разместил в альбоме все письма, которые получил от Памалы. На первых страницах он расположил свои любимые, чтобы их можно было легко найти и перечитать. Кроме того, она прислала еще одну фотографию. На ней она сидела на стуле с пуделем Жижи на коленях – это выглядело как работа профессионального фотографа-портретиста. Фотография в рамке заняла место на шкафчике в его спальне, где он хранил гальку с побережья Миссисипи и счастливую монетку.