Что и требовалось доказать: он – невыносимое чудовище, которое только раздражает, пугает и действует на нервы, иного от него не ждут.

Можно ничего и не спрашивать, но Вик, поморщившись, вздыхает:

– Скажи, как ты меня до сих пор не послала?

– Ой, не знаю, как-то не находилось ни времени, ни веского повода… – пожимает плечами Лия. И вдруг, нахмурившись, приподнимается в кресле. – Погоди, ты не шутишь?

– Он не шутит. – Лютый откладывает книгу и спрыгивает с подоконника. – Что случилось?

Беспомощно оглядевшись: когда ты не на смене, офис ощущается абсолютно чужим, – Вик садится, оседлав стул, и разводит руками.

– Я чудовище. Невыносимое и раздражающее, всем действую на нервы, умею только жрать людей, но не дружить. Вот пришел спросить: почему вы меня не послали?

Лютый растерянно медлит, будто желая и не решаясь поддержать. А Лия поджимает губы:

– Кто тебе сказал, что ты чудовище?

– Зеркало, – бурчит Вик.

Лия слышала историю про Марину, и ей все прекрасно известно, к чему лишние вопросы? Или не верит, что рана, нанесенная семь лет назад, может до сих пор болеть?

– Окей, подожди. Ты хтонь, и люди могут считать тебя чудовищем. Но мы-то почему должны послать? Мы же не люди.

– Потому что я чудовище не только внешне. – Вик на мгновение позорно прячет лицо в ладонях. – Ты же не будешь отрицать, что я вас раздражаю всеми этими песенками, оскаленными зубами и требованием внимания?

– Я буду, – влезает Лютый, крепко сжимая плечо. Волосы у него топорщатся, будто шерсть на загривке, а в голосе слышится рычание. – Ты вроде уважаешь чужие желания. Как думаешь, если бы мы не желали с тобой общаться, мы бы разве общались?

Вспышка его ярости обдает жаром – но не обжигает, скорее плавит ненужные сомнения. Вик закусывает губу: крыть нечем. Они сделали выбор – так, может, надо его принять?

Лия гладит по голове, убирая с лица растрепавшиеся прядки.

– Как чудовище чудовищу тебе говорю: ты не чудовище.

– Цитаты великих хтоней, – смеется Вик. И жмурится, когда от затылка вниз по спине сбегают мурашки, разбуженные ее прикосновениями.

– Ну правда, – поддакивает Лютый. – То, что ты хтонь, не делает тебя чудовищным в самом плохом смысле этого слова. – Помолчав, он прибавляет тише: – И мне нравится, когда ты поешь или еще как-то выпендриваешься. Ты сразу такой… живой.

– А если попросить, ты успокоишься и замолчишь. – Лия целует в макушку. – Так что не знаю, почему ты считаешь себя невыносимым, но мы в два голоса говорим: это неправда.