— У него горе. Он очень хорошо поёт. Он плохо кончит.
— Не понимаю, — сказал Хельвен.
— No matter, boy, — ответил торговец.
Они постучались к Марии Ериковой, вспенивавшей волосы перед зеркалом.
— Не желаете ли, — спросил Ван ден Брукс, — проводить меня до теплицы. Вы расцветёте. Вчерашние цветы, должно быть, высохли…
— Хорошо. Вы самый утончённый хозяин.
— Я, — сказал Хельвен, — желаю написать портрет Лопеса…
— Какая идея! — воскликнула Мария. — Он некрасив. Он смугл и сух, как сигара.
В маленькой стеклянной оранжерее, за которой ухаживал ботаник-китаец, полной орхидей, чёрных или пурпурных, с оранжевыми или синими жилками, цветов, кровоточащих словно раны, зевающих, словно рты или вульвы, разбитых огромными бархатистыми пестиками, торговец выбрал двоих самых прекрасных чудовищ и протянул их русской.
— Не желаете ли третьего? — галантно спросил он.
Мария, несколько удивлённая, пыталась поймать последний взгляд зелёных очков. Безуспешно.
— Не желаете ли, — сказал Ван ден Брукс, — позволить мне показать вам мою библиотеку.
Они вошли в овальную комнату, маленьких размеров, но украшенную книгами, переплёты которых горели тихим пламенем в полумраке, среди оружий, копий, щитов, крисов, обезглавливающих палачей, китайских ваз в голубых эмалях и музыкальных инструментов чудных форм. В углу восседал огромный Будда, и лазурные спирали сандалового посоха сверкали в курильнице, заворачивая в густые облака сияющую медь статуи. У его ног сидела на корточках другая статуя, несомненно, из полированной слоновой кости, изображавшая молодого индуса, почти обнажённого, с опоясанной тюрбаном головой.
Но, к великому удивлению русской, статуя из слоновой кости встала у всех на глазах, чтобы поклониться по ориентальной моде. Ван ден Брукс, казалось, не замечал его присутствия, и человек — это ведь была не иллюзия — сел на корточки на ковре.
— Мои книги, — сказал Ван ден Брукс, указывая на отдел из розового дерева, покрытый кристальной плиткой. — У меня есть несколько редких изданий.
Он протянул Марии книгу, переплёт которой, казался сделанным из испещренной жёлтыми и чёрными прожилками змеи.
— Лотреамон, — сказал он, — «Песни Мальдорора», моя настольная книга.
— Не знаю такой, — изумлённо отозвалась русская.
— Это классика, — произнёс торговец хлопком.
И показал другую книгу: