– Есть че там?
– Да нет вроде… – ответил Женя.
– Отойди, – Гриша отстранил его и заправским движением карманника синхронно запустил руки в оба кармана. Приглушенно звенела мелочь. Гриша вытащил на свет несколько пятирублевок и два автобусных билета. Их утренние с тетей Таней билеты.
Гриша отправил содержимое тети-Таниных карманов в свои. Жене было физически неприятно наблюдать за тем, как из аккуратных, штопанных карманов тети-Таниного пальто ее мелочь переходит в карманы широких, вышарканных сзади Гришиных треников.
Мечтать о том, что Гриша не полезет во внутренний карман, было бы глупо. Конечно, он туда полез. Женя даже заметил, как на его лице медленно вырисовывается улыбка, когда тот нащупал очертания кошелька.
– Вот ты где, – Гриша закусил нижнюю губу, как от какого-то наслаждения. Из кармана появился тети-Танин голубоватый кошелек с позолоченной заклепкой.
– Ладно, рвем когти, – сказал он. – Я еще ювелирку замутил.
Жене казалось, что о присутствии чужаков будет понятно с порога. Гриша даже как будто принес сюда свой воздух – табачный и свинцово-тяжелый, который беспардонно вытеснил витающий здесь легкий аромат стоящих на подоконнике цветов и тети-Таниных духов, исходящих от висящего на вешалке кашне. Гриши не должно было быть здесь. Он порочил этот кабинет своим присутствием.
Женя сидел на крыше гаража, упершись подбородком в согнутые колени. Гриша стоял на краю, сложа руки на груди. Сейчас он был сытым львом, вокруг которого могли безбоязненно ходить антилопы.
Гришин товарищ похрапывал, лежа на боку. Рядом лежала недоеденная им горбулка и открытый тюбик майонеза.
Женя ощущал на себе все последствия стокгольмского синдрома. Вернее, это было даже хуже. Он не стал ненавидеть Гришу – скорее это было укрепившееся чувство бессилия. Он сдался. Он старательно отводил взгляд, стараясь не смотреть Грише в глаза – прямо как побитый пес, который отказывается смотреть на палку.
– Сережки есть кому впарить? – не оборачиваясь спросил Гриша.
– Есть, – соврал Женя.
– Если что, есть один пацан на примете. Могу похлопотать, – не поверил Гриша.
– Завтра не могу, – ответил Женя. – Мы едем на кладбище к бабушке.
Мысли ударить Гришу или хотя бы высказать ему все, что он думает, гнались из головы и казались абсурдными. Максимум, что он мог сделать – в сердцах ударить ногой по мусорному баку, стоящему у гаражей. Но и этого делать не хотелось. Чувство паскудного облегчения после налета на кабинет расслабило его и освободило голову от мыслей. Он просто смотрел перед собой и ел мороженое.
Гриша – обычная шпана, оставленная на задворках жизни и не принимаемая обществом. Маргинал, который приемлет только право сильного. Необразованный мудак, в конце концов.
Сережки он выбросил в колодец. Но деньги все-таки потратил.
– Сам купишь, – зло бросил он толстому Гришиному другу. Тот был Жениной подушкой для битья – разумеется, не в физическом плане. На него он мог выместить все то, что копилось у него на Гришу. Он стал своего рода мишенью и в конечном итоге стал вызывать у Жени стойкую неприязнь. В сущности он ничего плохого не делал и с Женей почти не разговаривал. Большой, с пухлыми губами, он привык к грубоватому к себе обращению и воспринимал его спокойно.
Они стояли в продуктовом магазине.