Книги

Хлопоты ходжи Насреддина

22
18
20
22
24
26
28
30

— О Зариф-ако! — слуга ворвался в дом своего хозяина, неистово размахивая руками, но не заметил дремавшую на проходе любимую собачонку богача. Споткнувшись о нее, он кувыркнулся вперед и проехал на пузе до самого дастархана бая Зарифа, изволившего вкушать в полуденную жару сочный сахарный арбуз.

Собачонка, вывернувшись из-под ног слуги и истошно визжа, заметалась по комнате, а Зариф, подавившись куском рассыпчатой мякоти, зашелся кашлем, плюясь косточками.

— Ты что, с ума спятил? — накинулся бай с кулаками на бестолкового слугу, смаргивая слезы, как только ему удалось справиться с приступом кашля. — Чего мечешься, словно за тобой гонится сам шайтан, паршивая ты собака?!

— О хозяин, вы недалеки от истины, — пролепетал слуга, отползая на карачках в угол и не смея утереть оплеванное лицо, покрытое арбузными прожилками и налипшими на лоб и щеки косточками. — Горе, случилось великое горе!

— Что ты там бормочешь, негодный? — прорычал Зариф, отряхивая свой дорогой халат. — Смотри, что ты натворил!

— Это не я, это все он. Он! Нас… нас… — слуга сглотнул, не в силах выговорить до конца страшное имя.

— Какой еще нас2? Что ты несешь? — вконец разозлился Зариф, затопав ногами, отчего деревянные половицы заходили ходуном.

— Нас… реддин! — наконец выдохнул слуга и ткнулся лбом в пол.

— Кто?! — глаза богача скачком увеличились вдвое, он отшатнулся от слуги и попал пяткой на поднос. Поскользнувшись на арбузной корке, он шмякнулся на остатки арбуза. Хруст арбузных корок и треск лопнувшего дорогого деревянного подноса разнеслись по комнате. — Чье имя ты назвал, несчастный?

— Насреддин, о мой господин! — не поднимая головы, отозвался слуга. Второй раз это имя ему далось гораздо легче.

— Не может этого быть! Ты, верно, ошибся. — Зариф, сраженный наповал в обоих смыслах, сидел на арбузном крошеве, боясь пошевелиться. — Тебе привиделось, ты перегрелся на солнце. Да-да, именно так!

— Никакой ошибки, Зариф-ако, уверяю вас! Это он, он, точно он! Я видел его своими глазами и даже разговаривал с ним. — Слуга поднял голову и, воздев ладони в молитвенном жесте, воскликнул: — О, мы несчастные!

— Да погоди ты причитать! — одернул его богач и с кряхтением поднялся с подноса. — Ну, Насреддин — что с того? Что мы ему такого сделали?

— Он… он… — всхлипнул слуга, сжимаясь в комок. — Он отобрал у меня документ, который вы приказали мне доставить нашему досточтимому кази.

— Как… отобрал? — Зариф мгновенно побледнел, стянул с головы чалму и зачем-то утерся ей. — Почему?

— Это все паршивый дехканин Икрам! Все он. Я требовал с него долг, а он…

— Постой, постой, — Зариф протянул дрожащую руку. — Какой долг? Он же все отработал сполна.

— Я хотел во славу моего господина заставить его работать на вашем поле — ведь так вы смогли бы сэкономить на работниках, и я подумал…

— Ты — что? — бледное лицо Зарифа медленно наливалось краской.

— Я подумал… — пролепетал слуга, втягивая голову в плечи.