Книги

Гудбай, Россия

22
18
20
22
24
26
28
30

В. И. Иванов — профессор, член-корр., председатель спецсовета ИМГ

В. Д. Москаленко — д. м. н., психиатр и генетик, официальный оппонент

А. И. Потапов — д. м. н., министр здравоохранения РСФСР

А. А. Ревазов — д. б. н., старший научный сотрудник ИМГ АМН СССР

А. В. Снежневский — академик АМН, директор ВНЦПЗ АМН СССР

Л. М. Шмаонова — профессор, ВНЦПЗ АМН СССР, и другие.

Действие первое — пролог

17 апреля — 23 мая 1986 года,

Москва — Томск

Размышлять над темой докторской диссертации я начал задолго до переезда в Томск. Мне была интересна «Генетическая эпидемиология эпилепсии». Под этим подразумевалось исследование роли генетических факторов в возникновении эпилепсии — болезни припадков. Программу исследования я составил, консультируясь с В. М. Гиндилисом. Необходимые семейные материалы собирались при участии д-ра Леонида Тойтмана.

Когда я начал работать в Томске, программа исследования расширилась за счет включения в нее больных шизофренией. Генетика этих двух заболеваний имела свою историю и была недостаточно изучена, как и взаимоотношение между факторами риска. Интересно, что некоторые формы шизофрении лечатся электросудорожной терапией, то есть вызванными припадками. А судорожные припадки являются основным болезненным проявлением эпилепсии. Другими словами, можно было предполагать реципрокные (обратно взаимообусловленные) отношения у больных эпилепсией и шизофренией уже на уровне генов. Об этом мало что было известно.

Как я уже отмечал, ученый совет нашего института утвердил тему моей докторской диссертации: «Генетическая эпидемиология шизофрении и эпилепсии». За три последующих года были собраны семейные материалы по шизофрении. В этом участвовали сотрудники моей лаборатории, работая над темами своих кандидатских диссертаций (о чем уже было рассказано). Когда диссертации С. Карася, Б. Лещинского и Е. Дригаленко были завершены, я подготовил текст моей диссертации к апробации. В ней содержался «докторский» уровень обобщения результатов.

Собственно сам триллер начался в апреле 1986 года, когда я привез рукопись диссертации в Москву, в наш головной институт — ВНЦПЗ АМН СССР. Основные положения работы были обсуждены с проф. М. Е. Вартаняном, проф. Р. А. Наджаровым, проф. А. Б. Смулевичем и д. м. н. В. М. Гиндилисом.

— Михаил Самуилович, надо доложить работу на проблемной комиссии в ВНЦПЗ АМН СССР, — сказал М. Е. Вартанян, полистав диссертацию.

Ровно через два дня я сделал такой доклад, и моя диссертация получила положительную рецензию от ее председателя М. Е. Вартаняна и профессора Л. М. Шмаоновой. Все двери, казалось бы, были открыты.

Мудрый Боб Альтшулер посоветовал мне представить работу и в Институте медицинской генетики (ИМГ), где он работал старшим научным сотрудником.

— Тебе никак не обойти наш институт, — сказал Боб провидчески. — Они мониторят все генетические работы в стране, и Бочков свое не упустит, — добавил он.

Поэтому следующее сообщение по результатам диссертации было сделано на семинаре профессора Е. К. Гинтера в лаборатории популяционной генетики ИМГ.

Евгений Константинович ГИНТЕР (род. 12 января 1940 г.) кандидатскую диссертацию защитил в 1966 году, докторскую — в 1976-м. Профессор Гинтер был председателем семинара по апробации моей диссертации ДВАЖДЫ, но на ее защите почему-то не присутствовал. Много лет спустя — академик и директор Медико-генетического научного центра РАМН. Евгений Константинович — безусловно, самый умный человек в ИМГ — играл по правилам Бочкова, но держался как мог независимо. Я не знаю, как он справлялся со своей совестью в такой ситуации.

Мой доклад на семинаре Е. К. Гинтера длился почти час, вопросы — полтора часа. Обсуждение было бурным, не очень дружественным, но полезным для всех. Генетикам было трудно понять эфемерность психиатрических определений признака. Я понимал их сомнения и был доволен результатами обсуждения, где не присутствовала политика. Это заслуга Гинтера.